Максим Дунаевский пишет совершенно новый мюзикл «Веселые ребята»
Н
е знаю, как насчет «клинка», но порадоваться красавице, кубку да просто самой жизни Максим Дунаевский «на своем веку» умеет. Говорят, Алла Пугачева, услышав в сотый раз хрипловатый голос Боярского, вопрошающего «Куда вас, сударь, к черту занесло?», решительно постановила: «Одно из двух. Или пусть эта песня умрет. Или сам Дунаевский». Но время течет, и оба, слава богу, живы. Наверное, потому, что сам композитор настроен философски: «Все пройдет, и печаль, и радость…», — и продолжает сочинять шлягеры. Добавляя к утреннему кофе очередные «33 коровы», мы вспоминаем о притягательном «послевкусии» песен Дунаевского, незабываемом, «как стакан парного молока»…
— Вы ученик Хренникова, писали сонаты, ансамбли, симфонии, концерты, хоры. Неужели они никогда не исполнялись?
— Как говорил мой друг, было два исполнения: первое и последнее. И тормоз этому — я сам. В мире исполнительской музыки высокого класса у меня есть друзья, солисты, прекрасные дирижеры. Нередко мне предлагали сочинять для оркестров, для отдельных солистов. Ну, например, Володя Крайнев, Миша Плетнев. Считаю себя профессионалом, но недостаточно одаренным в этой области. Моя серьезная музыка не добавит ничего принципиального в мировую копилку классики. И потому спокойно с ней распрощался.
— Как произошел сдвиг в, скажем так, легкую музыку?
— Во-первых, мне повезло: с юности, лет с семнадцати, я начал профессионально работать в театре. Это был «Наш дом» — театр МГУ, знаменитый на всю страну, основанный тремя китами: Рутбергом, Розовским, Аксельродом.
Так я пошел по пути своего отца. Естественным продолжением стала работа в кино, музыкальном театре. Тут пригодился весь профессиональный арсенал, который я нажил.
— Ваш отец Исаак Дунаевский тоже естественным путем шел от классической музыки к песенной, к музыкальной комедии, киномузыке.
— Да, все схоже. Он был более широко образован, хотя и я получил хорошее образование. Учился, к счастью, у великолепных мастеров: Альфреда Шнитке, Андрея Эшпая, Николая Ракова.
— За уход с классической дороги они не прокляли?
— Ни в коем случае. Вот с Дмитрием Кабалевским, у которого я начинал учиться, был конфликт на втором курсе. Он считал, что сначала нужно постигнуть все азы, хрестоматию творчества. А уж потом уходить в профессию. Свою работу в театре я скрыл. Это его обидело. Как-то на даче он встретил еще здравствовавшего Семена Кирсанова. Тот поздравил Кабалевского с прекрасной работой его студента – мюзиклом, почти оперой «Сказание о царе Максе-Емельяне». По поэме Кирсанова. В том спектакле играли молодые, еще не известные Хазанов, Филиппенко. Кабалевский, крайне удивившись, обиделся и отказался от меня.
— Конфликт напоминает содержание фильма «Антон Иванович сердится»…
— Совершенно верно, произошло то, о чем сочинял музыку сам Кабалевский в знаменитом фильме.
— До звездных «Трех мушкетеров» в ТЮЗе какая из работ стала значимой для вас?
— Этапными работами для меня были: мюзикл в «Современнике» на стихи Окуджавы «Вкус черешни», спектакли у Розовского, первые фильмы. Например, ленфильмовская музыкальная лента «Синие зайцы» с Виталием Аксеновым. И вот сейчас, спустя тридцать лет, мы с Аксеновым снова работаем над большим киномюзиклом, посвященным трехсотлетию Петербурга.
— Потом был аншлаговый спектакль «Три мушкетера», московские кухни хрипели пламенным темпераментом новообращенных гасконцев: «Когда твой друг в крови. А ля гер ком а ля гер…». Дунаевский проснулся знаменитым и… решил, что мюзикл – его судьба?
— Раньше. «Мушкетеры…» — не начало, а конец этапа, к которому я шел как композитор, определивший сферу творчества: музыкальный театр и музыкальное кино.
Это было время «наступления» мюзикла: Гладков, Дашкевич, Рыбников. Всплеск интереса к жанру и в театре, и в кино.
— Сейчас, кажется, начинается новый бум мюзикла. Публика готова платить деньги за красочное шоу.
— Конечно, после десятилетнего вакуума возникает ностальгия по музыкальному спектаклю. Да и мастера не исчезли. Жаль, что в основном подобные действа создают не мастера, а довольно средние люди. Те, кто сумел достать денег. Мастера остаются на задворках.
Сидит Тухманов в некотором недоумении от собственной невостребованности. Вернулся супер-мастер, народный композитор и остался без настоящей работы. Я приветствовал его возвращение, говорил: «Без работы ты здесь ну никак не останешься». И, к великому моему удивлению, этого не произошло. Произойдет, возможно. Но очередь к нему должна стоять сегодня.
— К вам стоит?
— Уже появилась… небольшая. Все мы пережили десятилетие, когда никому не были нужны профессионалы.
— И что вы делали?
— Пытался заниматься бизнесом. Всяким. В начале 90-х далеким от искусства. И офисы здесь и в Америке открывали, и тряпки таскали.
— Не обанкротились?
— Обанкротились один раз благодаря МММ…
— То есть болели болезнями неразвитого капитализма вместе со своей страной.
— Да, по пословице, «колебался вместе с основным курсом». Я ведь никогда не писал просто песен для эстрады. И то, что пелось на концертных площадках, было той же музыкой из фильмов.
— Это преднамеренный бойкот? Или просто вы не нашли своего вокалиста, вдохновляющего на сочинение?
— Мои песни пели и Долина, и Понаровская. Жанна Рождественская спела много хитов для кино. Обычно певцы сами брали песни. Некоторые обращались: «Слушай, почему не напишешь мне хит?». «Хорошо», — отвечал я… И не писал.
И сейчас часто обращаются и молодые, и опытные певцы. А… вот не происходит. Лев Лещенко считает одним из своих ударных шлягеров «Городские цветы». Но песня написана для фильма, для Боярского. Лещенко ее перепел и превратил в хит. «Позвони мне, позвони..» поет сегодня Королева. При этом не считаю себя попсовым композитором. И попса тоже не считает меня своим. Благодарит той же индифферентностью. Вот сейчас написал две песни для Алсу.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите donate@novayagazeta.ru или звоните:
+7 (929) 612-03-68
— Юная звезда сломала лед неприступности мэтра?
— Не в этом дело. Это тоже песни к кино, хотя продюсеры певицы довольны, особенно одной, которую и раскручивают, и клип снимают. Это песни к фильму «Атлантида» Александра Павловского. Звучать они будут за кадром.
— А как складываются отношения с догматиками-режиссерами?
— Этому меня научил мой покойный соавтор Леонид Дербенев, который воплощал собою непоколебимого борца с режиссерами. Тем не менее режиссеры Дербенева любили. И для неисчислимого количества фильмов он писал стихи к песням…
— Как раз на днях показывали концерт из песен Зацепина. Огромное число их на стихи Дербенева. И публика пела не то что первый — все куплеты, от начала до конца.
— Вот вам мастер. Но сегодня молодежь спроси: кто такой Зацепин, Дербенев? Она не знает. Что это за время такое? В Америке подобные им завалены работой на десятилетия вперед. Они – гордость нации. Им платят огромные деньги за способность сделать то, чего не сделают тысячи других людей.
Так вот Дербенев всегда повторял: фильм удачным может быть или не быть, но наша песня обязана сохраниться. Елико возможно, пиши шлягер, отдаленно связанный с фильмом. А режиссеры хотят, чтобы песня была внутри, неразрывно связана с фильмом. Набрасывают синопсисы песен, от которых потом ничего не остается. Если это зарифмовать, то песни не получится. Другое мышление, очень миниатюристское. Эта борьба Дербеневым всегда выигрывалась, а когда он стал маститым, то уже сам командовал парадом. У меня происходили свои битвы. В фильмах с подчинением режиссеру хита не получалось.
Вспомню такого замечательного мастера, как Ролан Быков. В «Автомобиле, скрипке и собаке Кляксе» не случилось ни одного шлягера. Режиссерская аура парализовала, подмяла под себя. В «Атлантиде» это удалось, потому что режиссеры уже доверяют. С одной стороны, песня цепляет фильм, я бы сказал, по настроению. С другой — это совершенно освобожденный, как птица, хит, имеющий крылья и вылетающий из кино.
— В хорошем кино музыка существует по законам симфонического жанра. И песня должна быть вписанной в этот контекст, как «Во поле березонька стояла» — в симфонию Чайковского. А шлягер — вещь целостная, самостоятельная. Не становится ли он инородным телом по отношению к кино?
— Как правило, в фильме существуют две линии. Например, «Мэри Поппинс...». С одной стороны, драматургия, симфоническими средствами выраженная, с другой — танцевально-песенная, требующая иных средств. Мастерство – в умении объединить их. Сейчас я занят интересной работой: полнометражный мультфильм на студии «Классика» — «Печать царя Соломона». Мы бы хотели, чтобы это было интересно миру, а не только России.
— После голливудской картины «Из холода» опыт у вас есть. У нас фильм не шел. Он получился хорошим?
— Неплохим. Звезды заняты. Но экранная судьба его сложная, потому что в картине участвовали и российские деньги. В связи с этим выход ее был сильно задержан.
— А в чем отличие работы композитора в кино за океаном и у нас?
— Сегодня отличий почти нет. Я тоже приложил к этому много усилий. Еще в конце 80-х пытался ввести голливудскую профессиональную систему в нашей области. Работу с компьютером по секундам, озвучивание по кадрам. А не «вприкидку», как это у нас делалось. Даже большие мастера не имели возможности скрупулезно работать с изображением. Сейчас все работают с компьютером. Музыка в современном кино — голливудском, европейском – ровно такой же элемент, как операторское искусство, работа художника, актеров, шум, звук.
— Вы писали музыку к популярному телесериалу «Граница». Она была сознательно архаична, потому что время действия — семидесятые годы?
— Конечно, это стилизация. Совершенно другую музыку я написал для «Атлантиды», события которой разворачиваются сегодня, другую и технологически. А в «Границе» время тридцатилетней давности. Все, как и музыка, должны раствориться в общем замысле.
Но если в «Границе» музыкальная идея, инструментовка, тематизм — в духе 70-х годов, то технология соединения музыки с изображением – сегодняшняя, актерская игра – современная.
— Когда-то от нападок и обвинений в заимствованиях страдал Исаак Дунаевский, знаю, что и вас не обошла чаша сия. Во время работы вы думаете о том, как избежать «повтора»?
— Тухманов как-то отшутился, когда его обвинили в плагиате: «Не пропадать же хорошей музыке».
Как избегать? Занимаюсь самоанализом. Есть близкие люди, которые тоже сразу укажут на сходство. Раньше мама, теперь – жена, музыкант по образованию. Вот в песне Алсу припев показался ей на что-то похожим. Пришлось переделывать. Сам слышу иногда похожие вещи. Но если рождены они разными идеями, воплощают разные мысли… Как-то слушали с моей двоюродной сестрой в консерватории увертюру к «Оберону» Вебера. И когда зазвучала побочная партия, мы вдруг переглянулись. Тему эту процитировал Исаак Дунаевский в песне Анюты. Помните, «Сердце в груди…». Правда, очень похоже, но и контекст совсем иной, и мысль другая.
— Как вы отнеслись к предложению написать мюзикл по мотивам «Веселых ребят»?
— Более чем осторожно. Если не сказать прохладно. Показалось, что нет причин для возрождения: ни темы, ни песенного материала. Не видел способа, как это осовременить А делать чистое ретро... Зачем? Все-таки 33-й год – время расцвета советского коммунизма со всеми вытекающими печальными обстоятельствами. Ни философски, ни идейно задача меня не вдохновляла. Думалось, все лучшее, связанное с «ВР», уже было. Но меня буквально заразила своей энергией Ирина Апексимова. Напор дьявольский. Она заставила почувствовать: тут может появиться живое. Я даже пытался сделать ей контрпредложение. Вспомнил о разработках одного полунаписанного мюзикла с ролью точно на нее. Но нет. Она азартно верит в будущее «ВР».
— Она поет?
— Пока не хочу слушать. Она сейчас серьезно занимается вокалом, подготовлена пластически. Пусть пройдет подготовительный этап, и я услышу, чего она достигла. Боюсь мешать. Если добьется каких-то результатов, можно будет дальше расти.
— Мне все это очень напоминает историю, как звезда Орлова сама себя делала: брала уроки вокала, каждый день вставала к балетному станку, сидела у рояля. И прославилась именно в «Веселых ребятах». Тут есть еще одна аналогия. Ведь идея «ВР» принадлежала будущему исполнителю главной роли – Леониду Утесову. Его азарт тогда вдохновил и Александрова, и Орлову, и Дунаевского… В какой стадии проект?
— Есть площадка, это будет «Новая опера», деньги. Есть режиссер Виктор Крамер (известный музыкальными постановками в Питере). Цепкий, молодой. Он так здорово придумал первый акт, что я подумал: чем черт не шутит.
— Но кто продолжит литературное дело, начатое замечательными авторами Эрдманом и Массом?
— Сначала предложили Киму. Он великолепный стилист, чувствующий время, остроумный. Потом — Ряшенцеву. Оба отказались в связи с загруженностью. Тогда появились Игорь Иртеньев и Вадим Жук. И тексты их попали совершенно точно, будто они сами и писали все это в те самые 30-е годы, а сейчас продолжают свою же работу. Лишенный литературного дарования, я нуждаюсь в материале, бурлящем идеями. Это необходимый импульс.
— А ностальгия по папиному творчеству – не импульс?
— Напротив, это самый ужасный, тревожный момент.
— Будут сравнивать…
— Не сомневаюсь, но надо сделать так, чтобы мюзикл выглядел не ремейком, а продолжением того, что когда-то было создано.
— Как же быть с пафосом, диктатурой идеологии, которой пропитаны не только тексты, но и советская музыка?
— Больше будет юмора, ни в коем случае не насмешки над временем. Но без флера иронии не обойтись. Ею были пропитаны и те «ВР». Хотя «Нам песня строить и жить...» пели вполне серьезно. Но все же неслучайно фильм запретил Берия. Они боялись юмора, ироничного отношения к советской власти.
— А герой еще не назван?
— Процентов на восемьдесят героем станет Меньшиков. Пишу с расчетом на него, как когда-то писал Д'Артаньяна. Сначала на Качана, потом на Боярского.
Публика XXI века услышит знаменитую реплику: «Анюта, пой!». И сомкнутся музыкальные темы прошлого и настоящего в авторстве двух Дунаевских.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите donate@novayagazeta.ru или звоните:
+7 (929) 612-03-68