В результате предвыборных технологий побеждают цинизм и апатия

У

меня очень умные студенты. Совсем не такие, какими были мы с однокурсниками десять лет назад. Мои студенты умны каким-то пугающе логичным, прагматическим и насмешливым умом. Они не врут и требуют, чтобы им не врали. И только в обстановке такой вот циничной честности они станут помогать врать другим.

«Другие» — это бесчисленные агенты «предвыборного влияния», которые с некоторых пор осознали действенность привлечения молодых к делу запудривания мозгов населению.

У меня очень умные студенты. Они весело, с чувством юмора рассказывают мне о том, как запудривать мозги населению. Я слушаю их с интересом. Потому что преподаю им как раз «Введение в PR» («паблик рилейшнз»), каковой курс включает и разнообразные предвыборные технологии.

Это им, моим очень умным студентам, я рассказывала о том, как Франсуа Миттерана уговорили когда-то подпилить резцы, чтобы улыбка на предвыборных плакатах была доброй и теплой.

И о том, как Джон Кеннеди женился на Жаклин Бувье, забыв о своей верной и давней любви, потому что Жаклин подходила на роль первой леди. И о том, как все семейство Рейганов скрывало начинающуюся болезнь Альцгеймера у Рональда, дабы протолкнуть его на второй срок.

Это они, мои очень умные студенты, доказывали мне необходимость тирании и сталинских чисток, они свысока говорили мне, что «этой стране нужна твердая рука», и при этом были совершенно уверены, что уж их-то твердая рука не коснется. А я в ответ грузила их списками литературы и зачитывала им длинные цитаты из Солженицына и Шаламова в надежде объяснить, «почему нельзя».

А потом у нас несколько дней не было занятий. Потому что институт получил указание отпустить студентов для выполнения «важного общественно-политического задания». Они ходили на митинг в защиту президента. Чтоб, значит, в едином порыве заявить о том, что майор Мельниченко — плохой и Александр Мороз — тоже плохой. Им, моим очень умным студентам, заплатили за это. Они получали по семь гривен в день, если с плакатами шли пикетировать дворец, где выступал Александр Мороз. А если мои очень умные студенты вызывались со своими плакатами ехать вслед за Морозом куда-нибудь в область, то им платили по шестнадцать гривен. Как они смеялись, рассказывая мне об этом… Пара бутылок пива — цена политической позиции моих очень умных студентов. При этом все они читали знаменитые распечатки, возмущались, пели хвалу погибшему Гонгадзе.

Я знала, что спорить глупо. И только просила их об одном: если уж вы выбираете для себя какие-то принципы — следуйте им, бедные мои, следуйте до конца.

И теперь они ангажированы — все. Смеясь, распевая песни и распивая пиво, они толпами осаждают предвыборные штабы в надежде заработать. Они расклеивают портреты и листовки, до глубокой ночи распечатывают тексты речей и набирают на компьютерах статьи, широкой кистью пишут транспаранты, курьерами бегают по редакциям и предприятиям, разнося важные конверты… и все это по-прежнему за пару бутылок пива.

Их лица вовсе не озаряются умиленным восторгом, когда очередному кандидату приходит в голову блажь торжественно пожать им руку (ему-то самому, наверное, вспоминаются всякие «тимуры с командой», когда именно рукопожатие командира было высшей наградой). Нетушки, дураков нет, они далеко не наивны. Но они в полном составе пойдут голосовать за этого человека — за две бутылки пива. Только позавидуют тем, которым удалось получить три бутылки.

Когда я говорю им о том, что они собственными руками топят свое будущее, они смотрят на меня снисходительно. И говорят о том, что возврата к прошлому не может быть. Они говорят мне, что сейчас — время иной психологии. Мол, раньше все держалось на слепой вере, а сейчас — на расчете. Мол, они, мои очень умные студенты, высоко себя ценят и в случае чего всегда отыграют назад. И я не могу объяснить им, что такая психология еще более губительна, нежели пресловутая слепая вера, — потому что у нее в отличие от слепой веры оправдания нет.

Но зато я с мстительным наслаждением наблюдаю растерянность на лицах кандидатов, когда те поднимаются на трибуны, чтобы толкнуть неформальную речугу, обращенную к вдохновенному юношеству. Потому что они встречают во взгляде юношества нескрываемую насмешку. Презрение, которое юношество просто-таки излучает.

Стоя с транспарантами на митинге в защиту президента, студенты жуют жвачку, рассказывают анекдоты и обсуждают интимную жизнь преподавателей. Красивые слова, которые при этом вдохновенно выкрикивают «видные деятели», тонут, словно в вате. Когда следует, студенты скучным хором вяло тянут «ура» или «позор», после чего снова возвращаются к прерванным занятиям. Нет, они не «динамят» митинг, не обманывают перепуганных преподавателей (тем-то, бедным, ничего не платят, все на приснопамятном приказном энтузиазме), не зажимаются на лавочках… Нет, они пришли в полном составе, стройными рядами, ровными колоннами — дураков нет, пива хочется.

И они все — вы слышите, все! — пойдут на выборы этой весной. Никто не уедет на эти выходные домой, никто не станет отсыпаться весь день в общежитском тепле. Мои очень умные студенты проголосуют за свое пиво, и им будет совершенно наплевать на то, кто в результате пройдет на самый верх.

Это удивительный, пугающий, достойный самого пристального изучения феномен. Главной политической силой страны являются совершенно аполитичные люди!

А один из моих очень умных студентов, Стас, когда-нибудь станет править этой страной. Да. Я еще буду спустя энное количество лет с гордостью провинциальной коровы говорить: «А Стаса (тогда он был еще Стасом, такой живой, веселый, умница) я учила»…

Он хорошо учится у меня, исправно выполняет все задания, его блестящие глаза внимательно следят за мной, когда я голодным тигром хожу туда-сюда, повествуя о формировании имиджа, о предвыборных стратегиях, об определении целевой аудитории, о налаживании властной парадигмы…

Но только не подумайте, что Стас нежно влюблен в молодую преподшу. Нетушки. Стас именно учится — и успешно. Недавно я встретила его у входа в институт. Он подбежал, как счастливый щенок. В руках — какой-то заботливо заламинированный листок бумаги. «Что это?» — спросила я. Стас показал мне листок. Избирательный участок (подавляющее большинство — многочисленные студенческие общаги, сосредоточенные в этом районе) практически в полном составе выдвинул Стаса кандидатом в депутаты. Пока — районного Совета.

Стасу 19 лет, он сочетал в последние два года общежитские пьянки и «траву», поездки в Киев на футбольные матчи, дискотеки с обучением в «Школе молодых политиков». Стасу 19 лет, и он станет депутатом райсовета, паренек из глухого областного поселка городского типа. А дальше будет городской Совет. Потом — областной. Он далеко пойдет, Стас.

Я боюсь его, моего очень умного студента.