СюжетыОбщество

ЦЕНА ЖИЗНИ — ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

Этот материал вышел в номере № 90 от 10 Декабря 2001 г.
Читать
Палач, зарабатывающий своим ремеслом на операцию сыну-инвалиду, потряс кинообщественность Неожиданно на кинематографическом съезде возникло название новой, практически никому не известной картины нового, никому не известного режиссера....

Палач, зарабатывающий своим ремеслом на операцию сыну-инвалиду, потряс кинообщественность

Н

еожиданно на кинематографическом съезде возникло название новой, практически никому не известной картины нового, никому не известного режиссера. Сказано было: «Змей» – лучшая картина десятилетия. Так-то. По залу сразу зашуршало: видели? Не видели? Нет, не видели. Ах, стыдно-то как…

В

озможно, поэтому на показе фильма на Высших режиссерских курсах, которые закончил режиссер-дебютант Алексей Мурадов, яблоку было негде упасть (сказать по правде, критики не так уж жалуют не объявивших себя фестивальными премиями дипломников).

И вот фильм. Снят на бетакаме, практически с руки. Цвет очень странный. По ощущению: то ли выцветшая цветная пленка, то ли подкрашенная черно-белая, то ли негатив, раздумавший высветляться. С помощью компьютерной обработки авторы уже смонтированный фильм «доводили» до нужного состояния. Возникает атмосфера сгущено сумрачной, почти фантастической реальности.

В ней убогая жизнь в небольшом полустаночном городке (звук проезжающих поездов нервирует и контрастирует с трясиной, мороком неторопливой местной жизни), обветшалые дома с блеклыми квартирами.

В этой замызганной всеобщим обнищанием действительности — семья: он, она и ребенок школьного возраста. Но не школьник. Потому что он – ДЦП (детский церебральный паралич), диагноз — почти приговор. Не только будущему ребенка, но и всей семье. Потому что сил жить день за днем с подобным испытанием нет, денег — нет.

Даже рубашку мужу купить строго запрещается – нужно копить на операцию. Оттого все будничные домашние разговоры на срывающихся тонах.

Контраст — лишь диалог отца и сына – тихий сговор сообщников, единомышленников. Вечером папа придет с работы и запустит разноцветного змея. И все ребята побегут рядом с инвалидной коляской, и сын почувствует свою причастность к сверстникам… Папа повязывает галстук, надевает военный китель и уходит на работу.

Папа — майор. На работе он расстреливает приговоренных. Следит, чтобы все было выполнено своевременно и в соответствии. Потом сдает револьвер и идет усталый домой с работы… запускать змея. Он, майор, палач, сам заперт в одиночную камеру страшной доли, муки выбора. Единственная цель жизни — заработать на операцию ребенку любыми средствами. Цена – другая жизнь. А пока дети бегут за змеем, из тюремных ворот выезжает грузовик. В его темном кузове подпрыгивают на ухабах и как-то странно розовеют пятки убитого.

Не вступая в хор славословящих и вознесших картину «Змей» чуть ли не в ранг шедевра, замечу, что для диплома – работа в самом деле качественная, по-настоящему кинематографическая. Главная удача – герой. Давно в отечественном кино не было подобных лиц. В нем значительность, мужественность, на крупных планах изрезанная морщинами страдания многолетняя молчаливая мука.

Этой сдержанности, распираемой внутренними спаленными страстями, веришь. Веришь, что «воздуху сердцу нет…» Имя актера Виктор Соловьев. Вроде бы в кино этот актер из Екатеринбурга многократно снимался, но лишь роль у Мурадова – подлинное открытие, хочется надеяться, предполагающее продолжение экранной судьбы.

Среди несомненных плюсов – операторская работа. Камера Роберта Филатова будто бы вовсе не стоит на месте. Вместе с ней смотрим на мир, на людей с неожиданной, неудобной «точки»: снизу, по диагонали, сбоку. Это преднамеренное смещение ракурса рождает ощущение фантастичности в изображении самых будничных эпизодов, сверхкрупных планов.

Вместе с тем есть в картине и довлеющее тарковско-германовское влияние (не случайное: Мурадов – выходец из мастерской Германа—Кармалиты), и некоторая сконструированность событийного ряда (в частности, закольцованность истории эпизодом с заряженной в аппарат кинопленкой – с преднамеренной сверхзадачей: снять у зрителей стресс напряжения). В этом чувствуется «холодный нос» телевизионного профи, каким режиссер был до прихода в кино (за одну из своих телеработ он даже получил «ТЭФИ»).

Есть скомканность отдельных тем и мотивов. Образ самой жертвы, расстрелянного, невнятен. Голос его вроде бы звучит за кадром (это заикание явно пересекается с прологом «Зеркала»). Да и самая любимая русской литературой проблема оппозиции палача-жертвы лишь намечена.

Вместе с тем нисколько не сомневаюсь, что у фильма яркая фестивальная судьба. Не так уж часто дипломники радуют нас профессиональными, великолепно снятыми работами. А если учесть, что картина зачиналась как курсовая, то есть она — первое пластически сформулированное высказывание Мурадова в кинематографе, то стоит внимательнее к нему приглядеться.

Ведь, вне всяких сомнений, в отечественное кино пришел настоящий режиссер.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow