МЫ ВСЕ ИГРАЛИ ВОРОШИЛОВА В марте, когда не стало Ворошилова, мы, за 25 лет привыкшие смотреть «Что? Где? Когда?», не знали, сможет ли жить игра без ее создателя. Летняя серия игр показала, что жизнь телевизионного создания Владимира...
МЫ ВСЕ ИГРАЛИ ВОРОШИЛОВА
**В** марте, когда не стало Ворошилова, мы, за 25 лет привыкшие смотреть «Что? Где? Когда?», не знали, сможет ли жить игра без ее создателя. Летняя серия игр показала, что жизнь телевизионного создания Владимира Яковлевича оказалась длиннее его собственной жизни. Что игра может жить без него. Иначе, но жить.<br> Долгие годы фамилия Ворошилов и название «Что? Где? Когда?» были синонимами. Но хозяин застолья не всегда бывает поваром. С этой стороны экрана мы не представляем себе телевизионную кухню, на которой игра создается. Кухню, где все эти годы хозяйкой была жена и соавтор Ворошилова Наталья СТЕЦЕНКО. Сейчас ей, хочет она того или нет, приходится выходить на первые роли. Чтобы сохранить их общее дело...<br> <br> **— Я** человек, не слишком стремящийся к власти и популярности. Жизнь заставляет. Все, кто с нами работал, знали, что в последние годы Владимир Яковлевич вообще не руководил телекомпанией. Он делал только «Что? Где? Когда?», остальными вопросами занималась я. Мы все — и я, и Борис (Борис Крюк, сын Стеценко от первого брака, приемный сын Ворошилова, режиссер «Что? Где? Когда?» -— Е.А.), и Андрей Козлов — были в тени Ворошилова. Мы не претендовали на его популярность. Мы всегда играли короля. Все, кто с нами работал, знали, что игру придумали мы с Ворошиловым, что авторские права зарегистрированы на двоих, просто я никогда это не афишировала. Свою подпись на игре ставил Владимир Яковлевич, и хотя в титрах значилось «Идея Ворошилова и Стеценко», это мало кто замечал. Борис Бурда сейчас вдруг обиделся: почему, пока был жив Владимир Яковлевич, Наталья Ивановна не ставила свое авторство в титрах, а теперь стала ставить. Ему предложили посмотреть титры в старых записях, где всегда это значилось, другое дело, что титры мы не всегда успевали поставить... При жизни Ворошилова нам и в голову не приходило делить славу. Сейчас иногда приходится говорить об этом, чтобы напомнить, что игра не осталась бесхозной.<br> **— Трудно было решиться продолжать «Что? Где? Когда?» без Ворошилова?** <br> — Начнем с того, что Владимир Яковлевич не собирался в этом году делать весеннюю серию. И на зимней серии внутри съемочной группы мы часто говорили друг другу: все, это последний раз! Было ощущение, что мы заканчиваем. И хоть знатоки выиграли, Владимир Яковлевич для себя решил, что он больше вести не будет...<br> **— Но формально он объявлял, что уйдет, если знатоки проиграют, а они выиграли...** — Когда уже после его смерти мы вспоминали последнюю игру и на сороковой день ее повторили по ОРТ, было невозможно не заметить, что Ворошилов ставил свой финал. Сейчас нам кажется, что он сделал ставку на последнюю серию: проиграют знатоки — он будет жить, выиграют... У него всегда была задача выиграть у знатоков.<br> **— А это действительно была его задача?! Никто не воспринимал это всерьез.** — На самом деле он всегда играл сам с собой. Мы знали, что если знатоки проигрывают, зритель воспринимает это как проигрыш передачи. Но Ворошилов так не считал, он всегда сражался с ними всерьез, и когда хотел выиграть, становился злым. В первых программах юбилейной серии мы видели, что Ворошилов сам себя накручивал, но от передачи к передаче стал терять агрессивность, вместо нее появилась только грусть. Для себя он решил, что закончит. Мы договорились, что летнюю серию игр пропускаем, а там видно будет... Но когда Владимира Яковлевича не стало и руководство первого канала настаивало на продолжении, получилось, что не имеем права бросить...<br> **— Вы говорите «все устали». Но по эту сторону экрана после зимней серии, напротив, было ощущение, что игра на подъеме.** — Это несколько разные вещи — усталость создателей, которые предчувствуют, что перемены неизбежны, и интерес зрителей. У нас еще при жизни Владимира Яковлевича возникло ощущение, что в последний год пошла новая волна интереса к «Что? Где? Когда?», появилась новая аудитория, новый всплеск интереса.<br> **— Интерес этот для вас чем измеряется? Рейтингами?** — Мы начинали работать в те времена, когда понятия рейтинга не существовало, и привыкли ощущать свою аудиторию кожей, нутром. Я всегда чувствую, КАК нас смотрят. Это невозможно объяснить, но я всегда говорю, что если это ощущение потеряю, тогда надо уходить с телевидения. А что касается рейтинга, конечно, мы за ним следим, но когда ты входишь в пятерку самых популярных программ, то рейтинг уже не столь значим. Проблем с рейтингом у нас никогда не было, а в этот раз произошел удивительный случай. Обычно зимняя серия игр всегда по рейтингам шла вверх, что объясняется повышением зрительского интереса перед Новым годом, а летняя, напротив, вниз — это особенность летней аудитории, к концу июня все разъезжаются. Но в этот раз мы получили обратный эффект. От программы к программе рейтинг рос. Было ясно, что первую передачу посмотрят из интереса — что же будет без Ворошилова?! — но дальше мог быть провал. То, что рейтинг рос от программы к программе, лучше всех голосований и ставок показал, как игра нужна зрителям.<br> **— И все же вы снова, как и зимой, сделали ставку на судьбу игры — проиграют знатоки, и все кончится. Неужели судьба «Что? Где? Когда?» всерьез могла зависеть от одного более или менее сложного вопроса?** — Главное было даже не то, выиграют знатоки или проиграют. Главным для нас было, воспримет ли зритель эту программу без Ворошилова. Получилось, что зрители приняли.<br> **— Откуда возникла идея ведущего-инкогнито? Боялись, что никто не выдержит сравнения с Ворошиловым?** — Меньше чем за две недели до смерти у нас был последний долгий разговор с Владимиром Яковлевичем. Ворошилов напирал на Бориса, говорил, что отдает программу ему, Борис объяснял, что это невозможно, что все так привыкли к голосу, и как абстрактную идею предложил, что, может, игру мог бы вести компьютер... Когда уже после смерти Владимира Яковлевича мы разговаривали с руководством ОРТ, то, как ни странно, то же самое сказал Эрнст: хорошо, если бы было непонятно, КТО ведет. И все сошлось в одной точке. Мы поняли, что это та условность, которая устраивает и нас, и канал, и знатоков, для которых сейчас пытаться узнать, кто же ведущий, столь же немыслимо, как узнать вопросы. Они приняли условия такой игры.<br> **— Но в первые минуты, казалось, они были ошарашены механическим голосом.** — Команде Каморина, игравшей первой, было особенно трудно. Вита Кравченко говорила потом, что этот загробный голос отрубал мышление. Не все заметили, что от игры к игре шло постепенное очеловечивание голоса, которое было нами запрограммировано. Понимая, что любой голос, любая манера ведения вызовет крайнюю степень недовольства, мы постарались сделать голос ведущего максимально механическим, чтобы все раздражение в первой программе было направлено именно против механического голоса.<br> **— Вы намерены и дальше сохранять инкогнито ведущего?** — На данном этапе да. И в любом случае это будет ведение за кадром, в этом мы не отошли от традиции. Ворошилов 15 лет вел игру за кадром и впервые стал появляться в кадре только в 1990-м.<br> **— Почему он тогда решил рассекретиться?** — В качестве байки рассказывают, как Эльдар Рязанов говорил, что ему дают еду в столовой с петрушкой, а Ворошилову без петрушки, потому что он ведет передачу в кадре, а Ворошилов за кадром. Но, думаю, это было влияние времени. В середине 70-х, когда мы только начинали, нивелирование личности ведущего было данностью того телевидения. Все настолько контролировалось и выверялось, что не было почти никакой разницы, кто появляется в кадре. У меня есть выговор в личном деле за то, что в одной из программ автор написала от первого лица текст. В начале 90-х автор мог уже проявить в кадре именно себя.<br> **— Если ваша игра почти на мистическом уровне отражает жизнь и сейчас ведущий снова за кадром, значит ли это, что наша телевизионная действительность такова, что личность ведущего снова нивелирована?** — Не возьмусь утверждать это категорически. Но в игровых программах личность ведущего чаще всего — это маска. Коля Фоменко — самый яркий пример, когда личность полностью закрыта такой странной маской, хотя в жизни он совершенно другой. Или тот же Дима Дибров. Не понимаю: если в «Антропологии» это личность, то почему в «Счастливчике» должна быть маска?<br> **— Вы столько лет занимаетесь телеиграми. Какой вам видится дальнейшая судьба нашего игрового телевидения? Захлебнемся в потоке лицензионных программ?** — Не могу сказать, что я отношусь скептически к лицензионным программам. Все зависит от того, какая это программа. На Западе много игровых программ просто формальных, а у нашего зрителя, даже если брать среднестатистического зрителя, корни все равно Достоевского. У игры, связанной с какими-то психологическими особенностями игроков и зрителей, в нашей стране есть перспективы, а чисто формальные игры будут быстро отмирать.<br> **— Наши каналы не вкладываются в разработку собственных игр, объясняя это тем, что купить готовый продукт намного дешевле, чем вкладываться в разработку и «пилоты» программ, которые могут не пойти.** — Это катастрофа. Вот здесь стоит мой замечательный портфельчик с идеями игр, которых нет ни на Западе, ни у нас. Но все хождения с этим портфельчиком по разным каналам ни к чему пока не привели. Люди, сидящие ныне на каналах, хорошо понимают структуру вещания, но не всегда могут уловить изюминку на уровне идеи.<br> **— Сколько денег сейчас надо вложить, чтобы хотя бы снять пилотный выпуск?** — Разброс цифр огромный. К нам все время приходит человек с замечательной идеей, связанной с компьютерами и интерактивностью, в которую только для раскрутки надо вложить миллион долларов. Но можно и за 50 тысяч долларов начать. За 20 тысяч уже не начнешь — слишком бедно будет. У «Что? Где? Когда?» судьба была сложная, но счастливая уже потому, что мы начинали в то время, когда можно было экспериментировать. Сейчас у новой программы времени на то, чтобы уловить и обкатать идею, нет.<br> **— Сколько времени ушло на обкатку у «Что? Где? Когда?»?** — Начали мы в 75-м. До этого еще года полтора работали, нас не ставили в эфир, рубили на худсовете, но технику давали и группу не расформировывали. А популярность пришла году так в 78-м. То есть три года в эфире и почти пять работы.<br> **— Да-а, сейчас три года на раскрутку не даст никто.** — Поэтому программы попадают в аудиторию только одним боком. Отработали, и все. Тот же «Счастливчик-миллионер» попал не миллионом, а феноменом выбора. Мы все долго жили без всякого выбора, а попали в новые условия, когда не надо в очереди давиться, но нужно уметь выбирать из большого числа аналогичных вещей, и растерялись. Мне кажется, что «Что? Где? Когда?», где человек сам находит решение, — это менталитет, а «Счастливчик» — это время. Кстати, неслучайно я всегда говорила, что тот, кто выдержит школу Ворошилова, сможет дальше на телевидении делать все. «Как стать миллионером» делают сейчас Сергей Кордо и Татьяна Дмитракова, которые много лет работали у нас, и работали без стонов...<br> <br> **Перед этим разговором пресс-секретать телекомпании «Игра» Виктория Селиванова рассказывала мне о странной мистике Ворошилова. Взять интервью у него было практически невозможно — диктофоны отказывались работать, кассеты с записью магическим образом оказывались пустыми. Стоило мне только задать Наталье Ивановне вопрос о тех переменах и новшествах, которые, возможно, ждут «Что? Где? Когда?», как отказался работать мой собственный диктофон. «Ворошилов против!» — сказала Стеценко. Принесли новый диктофон, пленка закрутилась. Но во время расшифровки оказалось, что на месте той части интервью, где речь шла о возможных переменах, пустота. Мистика...** — Он был мистик, — сказала Наталья Ивановна о Ворошилове. — Верил в нумерологию. Не любил число 22, для него 22 — это была катастрофа. Шестерку очень любил. Отсюда и шесть игроков, шесть раундов...<br> **Накануне похорон в маленький домик в Нескучном саду, где снимают «Что? Где? Когда?», вдруг неизвестно откуда прилетел филин. И все, кто был тогда в Нескучном саду, почувствовали: Ворошилов прощается. Уже после летней серии команду, 25 лет делающую «Что? Где? Когда?», ждал еще один удар — в автомобильной катастрофе погиб оператор Александр Фукс, человек в операторском деле легендарный. Именно Фукс когда-то первым стал снимать «Что? Где? Когда?» с рук, так, что игра дышала... «Не иначе, Ворошилов делает ТАМ свое телевидение», — горестно заметил кто-то... Не забирайте все, Владимир Яковлевич! Игру оставьте! Ведь будет зима, будет Новый год, накануне которого финальной игры не быть не может...** <br><br><br>
