Поэт Энтин и композитор Тухманов написали больше сотни (!) новых замечательных песен для детей. Наши дети их до сих пор не услышали. Три года назад мы об этом уже писали. Воз и ныне там
И
стория, о которой поведал мне поэт, трагическая. История гибели моей песни. Не какой-нибудь там песенки, Песни, с которой, как с подружкой, рука об руку, я взрослела. Сначала подпевала конопатому Антошке, потом непутевому Буратино, Зайцу с Волком, Лесному Оленю, потом Трубадуру с его музыкальными друзьями и недругами.
Казалось, так должно быть, чтобы каждый год рождались новые детские песни. И их немедленно все запевали. Особенно взрослые. Но случились всем известные «реформы», переделы...
И оказалось, что дети наши либо допевают то, «что отцы не допели», либо начинают день, как мой маленький сынишка, с пугающего: «Не перебивай меня, не перебивай. Я сегодня, как железо...»
О том, почему от нас ушла Песня, чем мы ее обидели, рассказывает тот, на чьем счету чуть ли не все лучшие песни для детей, —
поэт Юрий Энтин
.
— 70-е годы были расцветом детской песни. Вспомните ежегодные «Песни года». Обязательно одной из победительниц становилась детская песня. И в частности — мои, начиная с «Лесного оленя», «Крылатых качелей», «Прекрасного далека». Вручались награды Тухманову, Пляцковскому, Шаферану. И обязательно — Гладкову, Крылатову и мне. Это было подтвержденным публичным признанием детской песни. Пока все внезапно не закончилось.
Шел 83-й год. Прощально прозвучало «Прекрасное далеко». С этого момента скоро мы отметим печальный юбилей — 20 лет, в течение которых не было исполнено, на мой взгляд, ни одной детской песни...
— Неужели по телевидению вовсе не звучат детские песни?
— Произошла подмена. Для многих незаметная.
В 70-е годы была создана новая эстетика детской песни. До этого была группа композиторов, сосредоточенная при СК, возглавляла ее Вера Герчик. В группу входили Тамара Папотенко, Людмила Лядова и еще целый ряд милых женщин, по-своему одаренных. Были женщины мужественного склада — такие, как Александра Пахмутова, тоже сочинявшая детские песни. При некоторой пионерской пафосности в них была мелодия, искренность, вспомните «Гайдар шагает впереди...»
— Это были скорее гимны для детей, впрочем, они пели их с видимым удовольствием.
— Но направление это, возглавляемое Дмитрием Борисовичем Кабалевским, было единственным. Замечу, его артековские знаменитые песни или «То березка, то рябина...» — достойные творения. Но редакторы радио были настроены исключительно на эту волну. И вдруг ворвались «Бременские...» со своими гитарами и барабанами. Первой реакцией ответственных органов был коллапс. Пластинка пролежала девять месяцев. Ее не выпускали. Опасались.
— Зато потом было ощущение хлопка шампанского… И весь подъезд заголосил: «Наше счастье — жить такой судьбо-о-ю».
— На пике успеха я поинтересовался, сколько продано пластинок. 28 миллионов. Даже по мировым стандартам — рекорд... Но мы не получили ни одной премии. Никогда.
Примерно в то же время появился и наш с Шаинским «Антошка». Через некоторое время Крылатов сделал знаменитую «Вжик-вжик, кто на новенького?» и одновременно мультфильм «Дед Мороз и лето». Чуть позже с Алексеем Рыбниковым — «Буратино». Еще позже с Марком Минковым — «Приключения Незнайки».
Да, детской песней занялась действительно «могучая кучка». Все консерваторцы. Даже преподаватели консерватории. Алексей Рыбников и Марк Минков — ученики Арама Хачатуряна, Геннадий Гладков — ученик Владимира Фере, сам преподаватель.
— Постойте, но они же все живы, в здравии…
— Они-то живы. 20 лет их произведения для детей не исполняются. Поэтому они ушли из детской песни... Кто сумел.
— То есть песни продолжают создаваться. Но остаются в домах их авторов. И в это самое время все телеканалы в те же самые дома льют потоки тошнотворной попсы. Это такая мода?
— Это такая трагедия. Прежде всего для детей. Вы не задумывались, как возник наш песенный расцвет? Вместе с расцветом кино и мультипликации. Выходило до 40 фильмов в год.
— При этом наряду с музыкальными картинами, такими, как «Мелодии Верийского квартала», «Бременские…», «В порту», в большинстве «просто фильмов» звучали песни. Теперь это не принято.
— Чуть ли не 90 процентов хитов — песни кино. Мои — все до единой. И вот первая причина исчезновения детской песни. Сначала пал «Союзмультфильм». Какой фильм студии ни возьмите, вспомните его по песенке. В том числе по моим «Чунга-Чанга», «Расскажи, Снегурочка, где была...» Хитами они становились на следующий день. Потом рухнули Киностудия Горького, «Экран».
— Детское кино погибло первым. Если в те смутные годы на частные деньги какие-то фильмы еще снимали, то детское кино почило сразу.
— Одновременно с вхождением нашей страны в другой строй, в зону неуправляемой коммерции исчезли и детские хоровые коллективы. Некоторые существуют, но уже не поют детских песен. Исполняют оратории на латыни или церковные песнопения. Это хорошо принимается на Западе. Хор под управлением Попова объездил уже весь мир.
— Это способ выживания?
— Я это воспринимаю как драму. В нашей стране просто не стало этой государственно важной индустрии — детской песни. Одновременно с этим не стало и детской пластинки. Ее просто перестала выпускать фирма «Мелодия». Единственная в тот момент фирма грамзаписи в стране в течение 10 лет не издала ни одной детской пластинки. Тех же «Бременских...» не переиздавали, хотя подрастали новые поколения, новые слушатели... Ведь 10—15 лет — это уже целая генерация.
Мы отучили детей слушать. А их родителей — покупать, обучать слушанию.
Вскоре началось заполнение пространства чем-то другим. Стали появляться детские эстрадные коллективы. Группы, подражавшие взрослым. Например, «Непоседы», «До-ми-соль и компания». Наконец все приобрело вид огромного движения, которое аккумулировалось передачей «Утренняя звезда». Все это окончательно добило детскую песню.
— На первый взгляд ничего страшного. Детишки со взрослыми прическами и макияжем поют на радость собственным мамам и папам в красивых платьях…
— Случилось страшное. Незаметная подмена. Выступают маленькие мужчинки и женщины со взрослыми повадками... При этом передача выстроена странным образом. Каждый выпуск заканчивался номером звезды. И звезда в обязательном порядке (о, если бы об этом писал черносотенец или Шандыбин, то обязательно указал бы на происки Израиля) в завершение детской передачи пела «про ночь». Никогда «про день». Про интимную жизнь.
— Не может быть…
— Допустим, Лев Лещенко, певец глубоко патриотичный, в программе поет песню «Шальная случайная ночь». Лайма Вайкуле пела: «Три коротких ночи были у меня»... Неслучайно 11-летний мальчик из Таганрога затянул: «Дай мне день, дай мне ночь. И ты поймешь: я — парень что надо. Ты не уйдешь, пока я рядом», — пел он тонким голоском.
— Но передача естественно вписана в систему глянцевого шоу-бизнеса, в сетку ОРТ. Может быть, сама система и спровоцировала подобную программу?
— Это встречный процесс. Иногда в программе звучат и детские песни. Но песни, созданные либо руководителями ансамблей, либо мамами и папами юных звездочек. Одна девочка на этих песнях даже стала знаменитой. Юлия Началова. Ей папа продолжает сочинять. Поэтому, к огромному несчастью, ни одной песни Юлии Началовой вы не назовете, хотя девочка талантливая, милая. Таким образом, процветает самодеятельность с невозможно низким уровнем стихов. Ведь когда-то детские песни отличались профессионализмом всех составляющих. Только такие песни способны долго жить.
Теперь у нас процветают самодеятельная песня и масса самодеятельных коллективов, подражающих попсе. А жизнедеятельность самой попсы — перпетуум-мобиле.
В этом круговороте нет места детской песне. Она оказалась на краю, потому что всецело зависела от государственных дотаций. Ее и столкнули.
— Еще одна причина конца детской песни — деньги?
— Деньги — главная причина. В связи с которой рухнуло, кстати, и кино. Это уже 91-й год. Все рухнуло полностью. В чистом виде безработица для всех, кто работал с детьми. Мне пришлось даже уехать из Москвы на дачу, сдать квартиру, чтобы жить на эти деньги.
В такую ситуацию попал не только я, все, кто всерьез был связан с творчеством для детей...
Ничего другого, кроме песен к фильмам, спектаклям, я делать не умел. И надо сказать, раньше не было недостатка в работе. Оказавшись без единого предложения, без единого звонка за полгода, я почувствовал, что профессия моя не нужна. Никому. Но не сумел перестроиться, как многие. Например, Алексей Рыбников, создавший целое направление детской музыки, отошел и занялся созданием опер. Даже сумел организовать театр. Гладков или Крылатов писали иногда музыку к каким-то фильмам... А вот Шаинский — увы. Он сочинял только детскую музыку, за что и поплатился. И другие — в схожем положении. Десять лет мертвой зоны.
Сочиняю ли я для себя, для души? Понимаете, для души можно писать роман, поэзию. Песня сиюминутна, даже если потом долго живет. Тем более с моим стремлением создать шлягер. Хотя в большинстве своем стихи мои точно обслуживали сценарий. Вот Гарри Бардин велел мне написать про Водяного, я и написал...
— Заведомо прикладные стихи, хотя и ставшие хитами. А как же амбиции поэта, они не вступали в противоречие с этой изначальной зависимостью от режиссера, сценариста?
— Песня, как и фильм, создается в сотворчестве. И, оказавшись полностью не у дел, я в течение лет пяти делал отчаянные попытки заняться другой профессией. Допустим, открывал кафе и вел его как шоумен. Потом вместе со своим товарищем, кандидатом наук, продавал макароны. Я пытался. Честно...
— Не понравилось?
— Мне бы понравилось, если бы у меня получилось. Но все-таки, видимо, какой-то нравственный императив, простите за громкие слова, очень мешал развернуться. В результате так ничего и не вышло. При этом последние годы я очень тосковал по композитору, с которым в конце 80-х годов мы создали две музыкальные пьесы. «Багдадский вор» вышел в «Сатириконе» и с аншлагами шел почти десять лет. И водевиль по пьесам Эрдмана «Мандат» и «Самоубийца». Это был 90-й год, я сделал на первой странице смелую приписку: «Дело происходило давно, во времена советской власти». Сама же Власть к тому моменту еще не закончилась...
— Так вы ее и прикончили?
— Нет, не мы. Пьеса-то практически так и не увидела свет. А мой соавтор Давид Тухманов перебрался в Германию. Так вот, писали мы как раз сами для себя. Не было никакого заказа. Никогда. И, представьте, лет пять тому назад мы снова стали встречаться с Тухмановым у него в Кельне и у меня на даче. И возобновили работу, начали сочинять детские песни. Работали с невероятным увлечением. Написали песен... свыше ста. Шесть компакт-дисков. Четыре из них полностью готовы. У Давида в Кельне была хорошая студия. А дальше стали думать, что с этим всем делать.
Ролан Антонович Быков — практически первый слушатель — в это влюбился. Он написал большую статью о том, что услышал, и предложил, чтобы это послушала Академия педнаук. 60 академиков устроили нам двадцатиминутную овацию и приняли постановление: «Внедрить во все школы». Давали слушать: Михаилу Жванецкому, Алле Демидовой, Гедиминасу Таранде, Алексею Петренко. Так образовалось около 50 самых теплых, лестных отзывов.
А как быть дальше? Как сделать, чтобы дети это услышали? Раньше все было просто: отдал песню в эфир «Доброму утру» — в воскресенье ее знает вся страна. Теперь другие законы. А существовать «в законе» не все умеют. Сейчас, можно сказать, бьюсь один. Хотя об этом много писали, снимали. А воз с песнями и ныне там...
Разве вас не волнует, что будут петь ваши дети, дети их детей? О воздействии колыбельной, детской песни на подсознание, на развитие ребенка написаны целые труды...
На открытии одного из детских московских кинофестивалей я наблюдал: кого дети больше всех замучили автографами? Гусмана. Потому что он депутат и мелькал в телевизоре. Никто не брал автографов у Сергея Михалкова. Один, без поддержки, спускался он с палочкой. Кстати, потом на этом же кинопразднике королевой бала избрана была Кристина Орбакайте. Не снимая короны, она запела «детскую»: «Позови меня, я останусь до утра. Будет ночь любви, только, только позови...»
— Юрий Сергеевич, вот вы говорите, что нет никого в стране, кого бы эта проблема волновала. Такое может быть? Существуют Министерство образования, комитеты по делам семьи…
— Я считаю, что я — один. Больше эта тема никому не интересна. Вот, допустим, президентский совет. Я произнес там речь, она так потрясла, что одна из членов совета расплакалась и захотела стать моим помощником. И все приняли решение с печатью президентского совета. Только что решает это решение? Потом был потрясен Михаил Швыдкой — до слез. Года четыре тому назад. Ему Ролан Антонович показал эти произведения... И — ничего.
Что можно сделать? Марк Захаров рассказал как-то историю. В Перми пьяный мужик рвался в фешенебельный ресторан. Его не пускали, он барабанил, барабанил. Швейцар, не выдержав, со страшной силой дал по морде, тот отлетел и упал в сугроб. Размазав кровь по лицу, он сказал заветное: «И все-таки буду стремиться...»
Вот, думаю, может, вернуться к моей идее театра детской песни и создать такую группу «Чунга-Чанга»... Мне бы не хотелось, чтобы у вас сложилось обо мне впечатление как о нытике. Мы продолжаем работать с Тухмановым. Создаем новые альбомы. Я даже изобрел новый вид книги — музыкальной. В ней — стихи, картинки, ноты, компакт-диск, караоке. Такая звучащая книга. Она кому-нибудь нужна?
P.S. Этот отзыв профессионала о новых песнях Энтина и Тухманова нельзя не процитировать. Григорий ОСТЕР, Очень вредный совет
Если жить хотите скучно, Никогда не улыбаться, Постарайтесь песен этих Не услышать никогда. Поэтичный Юрий Энтин, Мелодичный Д. Тухманов Пусть свои кусают локти И от горя слезы льют. Вы, родители детишек, Экономьте на искусстве, Покупайте детям жвачку «Джуси-фрут» и «Дабл-минт».
