730 ДНЕЙ В РАБСТВЕ

Два года «Новая газета», взаимодействуя с сотрудниками различных силовых ведомств — МВД, ФСБ, Генеральной прокуратурой, а также комиссией при президенте России по военнопленным, интернированным и пропавшим без вести и аппаратом помощника президента России Сергея Ястржембского, в содружестве с различными общественными организациями и прежде всего Фондом защиты гласности Алексея Симонова вела борьбу за жизнь и свободу журналиста из Самары Виктора Петрова. Все эти два года вместе с нами боролись за судьбу мужа его жена Зоя и друг Виктора Борис. И вот наконец Виктор Петров на свободе. На наших глазах происходит эта неописуемая для меня, автора этих строк, очень трогательная встреча любящих друг друга людей — Зои и Виктора Петровых. Они у нас, в редакции «Новой газеты». Я опускаю свои вопросы. Послушайте монолог кавказского пленника — самарского журналиста Виктора ПЕТРОВА.



— Вместе с активисткой женского движения Самары Светланой Кузьминой и матерью без вести пропавшего в 1995 году солдата Надеждой Чегодаевой в первых числах июня 1999 года мы выехали в Ингушетию.
Жительница этой республики Радимхан Могушкова и ее сын Руслан сообщили матери пропавшего солдата, что нашли ее сына — военнослужащего 81-го полка самарца Алексея Чегодаева. Я имел опыт работы с чеченскими полевыми командирами. С декабря 1994 года у меня хранился документ, подписанный президентом Джохаром Дудаевым, что мне, Виктору Петрову, разрешается осуществлять профессиональную журналистскую деятельность на территории Чечни. Конечно, этот документ устарел, но я его с собой прихватил.
Несколько недель мы прожили в Назрани, в доме Могушковых.
А 20 июня меня и Светлану Кузьмину обманным путем передали чеченским бандитам — братьям Бакешевым из селения Шаами-Юрт Ачхой-Мартановского района. Всего их, кажется, пять братьев. Но нашей судьбой распоряжались трое — Магомед, который был особенно жесток, Абубакар и Муслим.
Нас держали в разных местах в банде самашкинского полевого командира по имени Кюри. Сам Кюри над нами не издевался, наоборот, когда он появлялся, то обнадеживал, что, как только за нас заплатят большие деньги, мы будем освобождены. Денежные суммы, о которых говорили бандиты, сначала достигали нескольких миллионов долларов, затем одного миллиона и опустились, кажется, до 600 тысяч долларов за двоих. Я понимал так: эта сумма будет поделена между многими людьми. Большую часть этой суммы надеялись получить братья Бакешевы, Кюри и другие бандиты, среди которых были и Анзор, и Аслан, и хромой Лече, и Беслан Ибрагимов, и братья Арби Бараева Эльман и Саламбек…
Бандиты говорили, что наше освобождение затянулось потому, что майор Измайлов, о котором они говорили исключительно нелицеприятно, торгуется и пытается завладеть большей частью суммы, за нас причитающейся. Бандиты говорили и о каких-то людях, на которых Измайлов собирается нас обменять. Чаще всего мы слышали о каком-то чеченце по кличке Борода, которого захватила ФСБ. Но даже при обмене бандиты мечтали получить не менее 600 тысяч долларов США.
Через полтора месяца пребывания в заложниках, 2 сентября 1999 года, я совершил первый побег. Меня тогда держали отдельно от Светланы Кузьминой где-то в горах Шатойского или Итумкалинского района. Боевых действий на территории Чечни еще не было.
Четыре дня я мотался по горам. Прошел километров сорок, но дались они мне очень тяжело. Я ослаб и вынужден был войти в какое-то село. Надеялся, что жители помогут мне спастись, выведут из Чечни. Но сельчане, к которым я обратился, вернули меня тем же бандитам, от которых я бежал. Меня сильно избили, выбили почти все зубы, обещали расстрелять.
Прошло более ста дней моей неволи, и мы снова оказались вместе со Светланой Кузьминой. Днем нас, как правило, заставляли работать, ночью держали на привязи, при этом пристегивали наручниками друг к другу. Какое-то время в конце 1999 года нас держали в Грозном. Здесь мы находились до тех пор, пока российские авиация и артиллерия не начали массированные бомбардировки. Бомбежки были страшные. Боевики, уходя из города, нас снова вывезли в горы в Итумкалинский район. Кроме нас со Светланой, здесь же находились и другие заложники и пленные российские солдаты.
58-летний московский правозащитник Александр Терентьев попал в заложники на полгода раньше нас — 14 февраля 1999 года. Его заманили в Чечню на какое-то правозащитное мероприятие и продали в рабство. Он находился с нами до самой своей ужасной смерти в декабре прошлого года. Как и нас, его часто избивали. В тот декабрьский день 2000 года Александра Терентьева избили, а затем продержали в холодной воде до посинения. Он сидел на земле в мокрой одежде. Просил пустить его к костру — не пустили, умолял дать ему хотя бы немного горячего чаю — не дали. Всю ночь ему было плохо. Он умер фактически у меня на руках. Последняя его просьба была: «Дайте хоть глоточек горячего чаю». Так и не дали. Так и умер.
Среди заложников, находившихся с нами в Итумкалинском районе, был французский корреспондент Брис Флитьо. Он был более свободен, чем мы. Бандиты заставляли его делать какие-то съемки моей видеокамерой. Несколько раз нам удалось поговорить с Брисом на английском языке, которым я, как, видимо, и он, немного владел. Наши охранники некоторое время не могли понять, как нам удается общаться. Когда поняли, то запретили.
Еще с нами был житель Украины Александр Руденко. Тоже обманным путем его по предпринимательским делам заманили в Чечню и продали в рабство.
С апреля прошлого года до самого своего побега в конце июня этого года нас со Светланой Кузьминой держали в Самашкинском лесу. Отсюда сбежали находившиеся с нами в плену два российских солдата. Видимо, они дошли до наших. И наши начали нас бомбить.
Били и установками «Град», и крупнокалиберной артиллерией. Это было ужасно. Дрожала земля. Я лежал на земле, и тело от мощнейших ударов снарядов о землю подпрыгивало. Осколок зацепил мою куртку. Но меня не задело.
Блиндаж наш был уничтожен, нам пришлось построить метрах в пятистах новый, когда и тот уничтожили снарядами, мы метрах в двухстах от него построили новый. И меня, и Светлану избивали постоянно, часто без всякого повода.
В мае прошлого года бандиты заставили нас написать родным и тем, кто занимается нашим освобождением, записки. (От автора: эти записки буквально через несколько дней после их написания я получил.) После того как мы их написали и передали через Абубакара Бакешева, одного из наших хозяев, нас избили.
Александр Терентьев получил тогда 120 ударов палкой, я — 80 палок, Светлана — 40.
После того как бандиты фактически забили Александра Терентьева, мы со Светланой Кузьминой оставались вдвоем. Несколько раз я порывался бежать. Но Светлана меня отговаривала. Она надеялась, что нас как-то освободят, обменяют, выкупят. Бандиты эти надежды периодически в нас поддерживали. Но в последнее время, видимо, что-то не получалось по нашему обмену. И бандиты стали из-за этого еще больше над нами издеваться. Они говорили нам: вешайтесь, вы никому в России не нужны. Никто вами не хочет заниматься. За вас и ста тысяч долларов не дают. За день до моего удачного побега меня заставляли прыгать головой в обрыв. Я сопротивлялся, и меня били.
Совсем ослабла Светлана Кузьмина. Бежать с ней можно было только в том случае, если бы удалось овладеть оружием и уничтожить всех шестерых охранников, с которыми нас оставляли днем.
В этот июньский день, когда мне удалось бежать, три охранника куда-то ушли из лагеря, еще трое чем-то занимались и сильно отвлеклись. Одним из этих трех охранников был брат Арби Бараева Эльман.
Светлана о моем побеге тоже не знала. Мне удалось прихватить с собой две гранаты и бежать.
Шесть дней я добирался до своих, ел какие-то зерна, лесные ягоды, пил из каких-то луж. Я останавливался только тогда, когда силы совсем покидали меня. Несколько раз я терял сознание от голода и усталости. Но все населенные пункты я старался обходить и не просить помощи у жителей. Мой первый побег, когда меня сдали бандитам жители села, был для меня уроком.
И еще в моем голодном мозгу поселилась мечта. Когда я попаду к своим, при первой возможности буду есть шоколадные вафли, обмакивая их в густую деревенскую сметану, и запивать фантой. Я лежал на земле, мечтал о шоколадных вафлях в сметане и смотрел на небо. Боже мой, какое оно красивое, чистое, совершенно безоблачное небо. Я же за полтора последних года, проведенные в густом Самашкинском лесу, совершенно не видел неба.
На шестые сутки я вышел к какому-то российскому блокпосту. Рядом было стадо коров. Я пнул корову и вслед за ней вышел на дорогу, чтобы меня увидели и не стреляли с блокпоста.
Так я попал к нашим. Оказалось, что я добрался до чеченской станицы Ищерской, это недалеко от Осетии. Я рассказал военным всю историю, они поверили мне, покормили. Офицер дал мне кроссовки. Они мне малы, но я в них по сей день еще хожу. На следующий день, 25 июня, меня доставили в Ханкалу. Со мной беседовали все — и офицеры ФСБ, и МВД, и прокуратуры. Все относились очень хорошо и старались подкормить. Некоторые офицеры даже давали небольшие деньги — по 50 рублей на сигареты.
Сейчас думаю: как я весь этот ужас пережил?
Это благодаря жене Зоечке. За 16 лет совместной жизни не было дня, чтобы я ей не сказал: «Зоечка, я тебя очень люблю!» И сейчас говорю. (Виктор поцеловал жену.) И там эти слова повторял каждый день.

P.S. Редакции «Новой газеты» известны судьбы большинства заложников, чьи пути пересеклись с Виктором Петровым. Французский фотокорреспондент Брис Флитьо был освобожден за денежный выкуп в июне прошлого года. Весной этого года в соавторстве с Александром Леви вышла во Франции книга Флитьо «Заложник в Чечне», где Брис рассказывает и о полевом командире Кюри, и о Салавди Абдразакове, который лично вывозил его в горы и оставил в банде Кюри, о нашем герое Викторе Петрове, с которым ему несколько раз удалось пообщаться по-английски. К сожалению, судьба Бриса Флитьо трагична. В конце апреля нынешнего года он покончил жизнь самоубийством. Александр Руденко, предприниматель с Украины, в начале ноября 1999 года был освобожден за выкуп в несколько тысяч долларов Салавди Абдразаковым. Торги проходили на территории Грузии. Житель Дагестана Руслан Чагучиев (он же Рауль Чагучиев), находившийся в заложниках с августа 1998 года, вывезен Салавди Абдразаковым в Москву и передан родственникам за большую денежную сумму. Это произошло в ноябре 1999 года. Рауль Чагучиев отсидел многие месяцы и у братьев Ахмадовых в Урус-Мартане, и у Арби Бараева. На сегодняшний день в заложниках у банды Кюри находится жительница Самары Светлана Кузьмина, состояние ее здоровья очень тяжелое. После того как 3 июля, в прошедший вторник, Зоя и Виктор Петровы уехали в Самару, я встретился с родственниками полевого командира Лече Исламова по кличке Борода, который находится в следственном изоляторе ФСБ в Лефортово. Родственники Бороды передали мне содержание записки, написанной им и адресованной мне, но перехваченной сотрудниками ФСБ. В ней Лече Исламов выразил готовность помочь в освобождении Светланы Кузьминой и нескольких российских пленных солдат, если это будет учтено судом по его делу и после суда. Ради спасения Светланы Кузьминой такие обещания родственникам Лече Исламова (Бороды) я дал.