Все имена в этой истории выдуманы. А лица — нет.

Ж

ила в свое время простая семья в городе, допустим, М. Пишу в третьем лице, поскольку типизирую, и мало что здесь имеет ко мне отношение.

В этой семье все, ну буквально все были начальниками. Дедушка — начальник отдела в одном машиностроительном КБ. Бабушка — директор курсов иностранных языков при Мосгороно. Папа — главный редактор «Вестника необъяснимых явлений», сокращенно ВНЯ, реальным тиражом пятьсот сорок экземпляров. Мама — в целом рядовая женщина, имела скромный домашний бизнес по вязке карликовых пуделей, но даже и она являлась ответственной по подъезду. А хорошо пожившая 87 лет прабабушка руководила секцией макраме во Всероссийском обществе слепых.

Еще проживал с ними дядя, к счастью, неженатый, — мамин брат. Этот служил в районной поликлинике психоневрологом и командовать мог разве только кабинетной сестрой, которая и без того на него молилась и полагала гением. Водилась в той семье совсем еще микроскопическая девочка Муся и осуществляла диктат над всеми вышепоименованными лицами.

Разнообразное руководство не приносило членам семьи ощутимых денег. То есть кое-какие деньги эти персонажи, конечно, зарабатывали, но не ощущали их. Это, можно сказать, была материя, не данная им в ощущение. А так. Чисто символически.

Пуделячья любовь, впрочем, оплачивалась, неплохо. И тут надо отдать должное маме: хоть и простая женщина, а сориентировалась раньше всех. Потому что свое прекрасное, лучшее в мире университетское образование на биологическом факультете, а именно на кафедре генетики, где подавала большие надежды, она смогла реализовать по-настоящему, с большой пользой для семьи и для народа.

Бабушка тоже не сплоховала. Она, как вы догадываетесь, давала частные уроки английского языка — 30 баксов за два академических часа, и к ней был лом, потому что другие брали то же за час.

В

этой ситуации дедушка, согласитесь, не мог оставаться в стороне, тем более что его КБ вскоре закрылось за ненадобностью. Он вообще был раньше немцем, за что успел схватить мальчонкой свой пятак в 48-м и был освобожден по понятным причинам. Теперь он состоял на хорошем счету в бюро технического перевода, где для него припасали самые сложные тексты и платили аж 10 долларов за печатный лист (24 страницы на машинке). Машинистке дедушка платил доллар с листа, чему та была очень рада, поскольку была беженкой из Крыма и бывшей учительницей музыки.

Прабабушка, будучи функционером Всероссийского общества слепых и старым большевиком, имела небольшой приварок к пенсии (7 долларов да плюс 18) и торговала вместе с товарками в переходе изделиями своей секции. Макраме, вообще-то, вышло из моды еще в те годы, когда вполне востроглазая прабабушка работала в райкоме партии инструктором по спорту и культуре. Но старушка намастырилась плести из своих веревок портреты вождей, и это оказалось так актуально и свежо, что к ней однажды подрулил некий Макар и предложил оптовый бизнес на Арбате за 30 процентов с партии, что превышало ее розницу раз в шесть.

Дядя, мамин брат, гений психоанализа, был человеком крайне совестливым. Уж сколько раз медсестра Галина, лежа в его объятиях на кушетке в запертом кабинете после рабочего дня, плакала и умоляла, никогда не переходя на «ты»: ну почему, почему вы отказываетесь от частной практики? У вас давно уж был бы самый модный кабинет в городе М.! 50 баксов консультация, 5 тысяч — курс! Мы могли бы отдыхать в Испании, а не на этом сраном Селигере!

Вы, возможно, удивляетесь, что я и мои герои все исчисляют в у.е. Дело в том, что это намного удобнее. Непоседа-рубль на месте не стоит, а наш сюжет имеет некоторую протяженность во времени, и тут легко запутаться. Ну а доллар придает повествованию ту притчевую прозрачность, что так необходима для формирования идеи.

Итак, психиатр, стреноженный клятвой Гиппократа, наотрез отказывался брать деньги за лечение. И вот однажды во сне ему случилось видение. Человек довольно плотной комплекции, похожий на Юрия Михайловича Лужкова, но при этом прозрачный и вместо кепки с бледным кольцом вокруг головы, как бы слетел откуда-то с люстры и сел в изножье раскладушки. «Петя, — сказал он, — слушай и делай, что скажу». «Я не Петя», — возразил доктор по имени Марлен. «Бысть Петром и в Божьем доме служити аки пастырь насущный...» И — истаял постепенно, как сахар в чае.

И

доктора словно подменили. Он окрестился Петром. Уволился из поликлиники, окончил семинарию, женился на верной Галине и получил приход. А вместе с ним и квартиру от мэрии рядом с храмом, который сделался из самых модных в городе М. Матушка как в воду смотрела и была счастлива.

И только папа словно бы никак не принимал участия в этой борьбе за достойную жизнь. Вестник его (ВНЯ) был убыточным, и папа ценой кровавых лишений, валяясь в ногах у спонсоров, издавал по номеру в четыре месяца, раздаривая тираж друзьям и знакомым. Остальные пачки складывал дома, потому что арендовать помещение для редакции ему было не на что.

И вот наступил день, который впоследствии прабабушка назвала судьбоносным.

С утра в малогабаритную трехкомнатную квартиру набилась куча народу. К бабушке пришли ученики. Мамаша одной довольно бестолковой девочки, бухгалтер, с некоторых пор занялась изготовлением шляп, причем то, что называется «от кутюр», если кто понимает, и денег больше не считала. Другая мамаша, чей спортивный мальчик испытывал к английскому языку и прочим наукам зоологическую ненависть, готовила его к поступлению в лицей международных отношений по профилю западноевропейского менеджмента. Она неистово щебетала, склоняя всех присутствующих воспользоваться услугами турагентства, где подвизалась менеджером.

— Я часто, знаете, слышу: менеджер, менеджер. А что это такое? — встревал дедушка.

— Ничего особенного, — злился папа. — Это диспетчер. Диспетчер! Вот и все! Как у нас в РЭУ!

— Уверяю вас, дешевле только в Малаховке, — заливалась между тем менеджер. — Взять меня: при жалких 12 штуках в год могу ездить только от своей конторы — трансфер, олл инклуд, четыре-пять звезд, отели первой линии, не пожалеете!

— В каком смысле «штук»? — не унимался немец-дедушка, но ему уже никто не отвечал.

Тут потянулся мамин клиент. Мусечку выставили из детской и посадили к дедушке в так называемый кабинет, где был склад папиного неликвида, бытовал сам папа в глубокой депрессии, а из угла, заваленный словарями, слал в эфир свои нелепые вопросы собственно дедушка.

М

ама умело приласкала сучку, выволокла из-под кроватки кобелька, и, пока собачки изнывали от новых ощущений, осторожно прощупывала хозяев на предмет работы для мужа. Одного-то она знала, старый клиент — директор кладбища. У него, кстати, пасся кое-кто из маминых однокашников: каменотесами, граверами; один бросил диссертацию по генетике — на докторскую тянула, — ушел в могильщики. Но для папы это все не годилось: беден, но горд, как дурак. Второй клиент был новенький. В прошлом — провинциальный журналист, ныне спичрайтер у одного молодого перспективного политика, в прошлом судимого в той же провинции. Здесь пахло добычей, но требовалась осторожность, не спугнуть — как с пудельками. Мама взяла его на заметку.

Между тем пришел мастер — чинить древний кухонный буфет, который прабабушка проволокла через три войны и нипочем не хотела расставаться с испытанным антикварным другом. Краснодеревщик оказался молод, в дорогих очках, с художественной седой бородкой. По просьбе прабабушки его прислал отец Петр: мастер работал у него новый алтарь.

Бабушка с учениками перебралась в спальню, откуда выползла к гостям прабабка, опутанная своим декоративным вервием. Ничто, надо сказать, так не сближает женщин, как шляпы, если это настоящие женщины и не чужды прекрасного. Подслеповатая макрамистка и шляпница на глазах создали новый бизнес. А менеджер поплелась в кухню поглазеть на чудеса мебельного дизайна.

В тот же миг ее кудахтанье перекрыло стоны, визг и лай кудрявой карликовой четы, гневный рев бабушки из спальни, перебранку дедушки с папой и воркотню бизнесменш от кутюр под фикусом.

— Боже, боже! — кричала менеджер, таща за собой краснодеревщика по всей квартире. — Мы не виделись десять лет! Представляете? Как закончили историко-архивный, так и не видались с тех пор! Надо же!

— Ну, все, — сказал тут папа, поднявшись с дивана в полный рост. И даже встал на стремянку. — Я все понял.

Он схватил верхнюю пачку журналов и выбросил ее в окно. То же проделал и с остальными, постепенно спускаясь по ступенькам стремянки на пол.

— Молодец, зять! — поддержал его дедушка. — Давно бы так.

Не скрывая восторга, включилась и малолетняя Муся. В течение пяти минут тираж был ликвидирован.

— Я понял. В этой стране невозможно работать. В этой стране не надо учиться. Этой стране не нужны профессионалы. В этой стране не имеет смысла никем и ничем руководить. В этой стране нельзя рассчитывать на пенсию. В этой стране можно только делать деньги. И я немедленно, сию же минуту, поеду к Марлену, в смысле к отцу Петру, и попрошу у него благословения. Я знаю, на что.

Но он не успел. В дверь позвонили. Это пришел милиционер. Жильцы жаловались, что из окна четвертого этажа вылетают тяжеленные свертки и один из них погнул крышу чужого джипа.

Папа посмотрел милиционеру в глаза, заглянул на самое дно его милицейской души.

— Какие свертки, товарищ? Какие жалобы?

Сержант беспомощно оглянулся. У порога толпились люди.

— Вы чего, граждане? — растерянно спросил милиционер. — Какие-такие свертки-жалобы?

Папа пустил из глаз лучи, и люди смутились. Да нет, мы ничего. Все нормально. А джип — чужой, не наш джип.

— Джип, допустим, мой, — сказал директор кладбища, выходя в прихожую с обновленной сучкой на руках.

— Вы уверены? — спросил папа и помахал над директором и его драгоценной собачонкой руками.

Директор пожал плечами: «Я, право, не знаю...»

Т

ак папа стал знаменитым экстрасенсом и магом. И взял себе псевдоним «магистр дон Пуэбло». Отец Петр его благословил и окропил новую шестикомнатную квартиру, которую магистр получил от мэрии, святой водой. На прием к дону Пуэбло записывались за два года. Так он стал, наконец, кормить семью, а его домочадцы, привязанные к старым занятиям, оставили их себе в виде хобби. И только бабушка отказалась от учеников, потому что ненавидела их всей душой. А маленькая Муся подросла и стала папе ассистировать под кличкой Карменсюита.

А в журнале «Огонек» написали, что по-настоящему деловые, предприимчивые и талантливые люди в нашей стране процветают. А другие нам и не нужны.