Александра Скочиленко в суде на оглашении приговора — 7 лет тюрьмы. Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»
Возмущение и ярость — эмоции, которые у нормального человека вызывает приговор, который Василеостровский суд в Петербурге 16 ноября вынес художнице Саше Скочиленко за размещенные в магазине «Перекресток» пять ценников с мнением, расходящимся с позицией Министерства обороны.
Но нужны не только эмоциональные, но и рациональные оценки. А они таковы: нарушены все пять принципов уголовного закона, прописанных в Уголовном кодексе Российской Федерации (статьи 3, 4, 5, 6, 7). Принцип законности, принцип равенства граждан перед законом, принцип вины, принцип справедливости и принцип гуманизма.
В этом приговоре нет законности. Потому что статья 207.3 УК РФ, вмененная Скочиленко, вводит ответственность за распространение ЗАВЕДОМО ЛОЖНЫХ сведений о деятельности российских вооруженных сил. То есть сведений, о которых Скочиленко, распространяя их, точно знала, что они ложные. Однако она — и это многократно заявлялось в процессе — считала их истинными, а противоположное в суде доказано не было.
В приговоре нет равенства граждан перед законом. Потому что убийцы и насильники порой получают меньшие сроки (а то и помилование впоследствии), чем Скочиленко. Не то что никого не убившая, но и вообще никому не причинившая никакого ущерба (заметим, что потерпевших в этом деле нет). А те, кто устроил в стране вооруженный мятеж, приведший к гибели людей, и вовсе прощены.
Борис Вишневский на суде по делу Александры Скочиленко. Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»
В приговоре нет вины. Потому что никаких доказательств ее в процессе не было предъявлено, а «экспертиза», положенная в основу обвинения, была полностью разбита в судебных заседаниях.
В приговоре нет справедливости. Которая в статье 6 УК РФ определяется как соответствие наказания характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного.
Никакой «общественной опасности» ценники, провисевшие в магазине недолгое время, не представляли. Что касается личности, то речь идет о человеке, никогда не судимом и тяжело больном. Но это не помешало прокурору заявить в суде, что Скочиленко «совершила тяжкое преступление против общественной безопасности, которое подрывает основы государства российского».
Как же легко, если верить прокурору, подорвать основы российского государства, и как же непрочны эти основы, если их могут подорвать пять ценников в магазине!
Наконец, в приговоре нет гуманизма. Между тем в статье 7 УК РФ записано, что «наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, не могут иметь своей целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства».
Как уже сказано, Саша — человек, мягко говоря, нездоровый, она нуждается в специальном питании и регулярном наблюдении врачей. Полтора года она провела в СИЗО, потому что прокурор упорно требовал ее не отпускать, а суд легко с этим требованием соглашался (я давал поручительство за Сашу, чтобы ей изменили меру пресечения, и обосновывал это в суде). И если она, с ее состоянием здоровья, будет вынуждена еще четыре с половиной года (если считать сроки в СИЗО) провести в колонии, это неминуемо приведет и к ее страданиям, и к унижению ее человеческого достоинства…
Прокурор Александр Гладышев и судья Оксана Демяшева — профессиональные юристы. Не знать эти принципы уголовного закона они не могут.
Однако прокурор, апеллируя к народу, который, по его мнению, является «потерпевшим в этом деле» (!), и обвиняя Скочиленко в том, что она «не только не раскаялась, но и продолжала сеять панику», потребовал для Саши 8 лет лишения свободы, а судья приговорила ее к 7 годам. И ни малейших колебаний и сомнений не отражалось во время процесса (много раз был на заседаниях) на их лицах.
Значит, евангельское «прости им, ибо не ведают, что творят» — не о них: они, главные символы этого процесса, прекрасно ведали, что творят.
Значит, не имеют значения конспирологические версии и не имеет значения, давали ли им указания поступить так, как они поступили, или не давали, звонили им «сверху» или не звонили, и если звонили, то кто именно.
Если указания и звонки были и они согласились их исполнять, они несут равную ответственность с теми, кто набирал номер.
Нельзя не привести еще один пример из этого дела — когда судья Демяшева не раз отказывала Скочиленко даже в объявлении короткого (на 15 или 30 минут) перерыва, чтобы она могла поесть, выпить воды, сходить в туалет и принять лекарство. При этом Сашу привозили в суд утром, оставляя ее без завтрака в СИЗО, а возвращали назад вечером, уже после ужина. Для нее это была бы единственная за день возможность поесть — однако судья отказывала ей в просьбе.
Между тем есть Кодекс судейской этики. Где написано, что судья должен «следовать высоким стандартам морали и нравственности» и «избегать всего, что могло бы умалить высокий авторитет судебной власти и причинить ущерб репутации судьи». И что «поведение судьи в ходе судебного разбирательства должно способствовать поддержанию уверенности общества и участников процесса в объективности и беспристрастности судьи».
О каких «стандартах морали и нравственности» можно говорить, когда принимаются решения такого рода? Какой «высокий авторитет судебной власти» создается такими решениями судьи Демяшевой?
О какой «уверенности общества и участников процесса в объективности и беспристрастности судьи» можно говорить? Жду ответа на свое обращение в Квалификационную коллегию судей Санкт-Петербурга, направленное в середине октября, с просьбой провести проверку описанных действий судьи Демяшевой на соответствие Кодексу судейской этики…
Силовики и пришедшие поддержать Скочиленко в день приговора в суде. Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»
Юристы, правозащитники, политики, журналисты гадают сейчас: в чем причина столь жестокой расправы над Скочиленко? Она не известный политический активист (и вообще не активист и не политик), она ранее не участвовала в раздражающих власть действиях или акциях… Но уже во время судебного процесса обращение с ней столь напоминало пытку, а приговор оказался столь демонстративно жестоким, что даже среди сторонников СВО звучат протестующие голоса…
Гипотеза только одна: это показательная расправа, акция устрашения общества — чтобы люди замолчали, перестали открыто высказывать несогласие с официальной позицией властей, которая объявлена непогрешимой, а расхождение с ней — наказуемым.
И конечно, это далеко не единственный пример процесса, где принимаются бесчеловечные решения с отбрасыванием любых аргументов защиты и демонстративным презрением к праву и справедливости. Разве по другим лекалам шли или еще идут процессы Алексея Горинова и Владимира Кара-Мурзы*, Михаила Афанасьева и Ильи Яшина*, Евгении Беркович и Светланы Петрийчук? Напомним, что в деле Беркович и Петрийчук судья Екатерина Пахомова неоднократно продлевала нахождение их в СИЗО, для чего не было ни малейших оснований, кроме требования прокурора. Хотя и это дело, как и «дело Скочиленко», построено на юридически ничтожной «экспертизе».
И сотни административных дел о «дискредитации Вооруженных Сил» — за редчайшими исключениями — суды рассматривают по таким же лекалам, игнорируя аргументы защиты.
Последнее. Кроме судьи и прокурора, в этом деле есть еще три человека, чьи имена необходимо назвать.
Это Галина Баранова — пенсионерка, написавшая на Сашу Скочиленко донос в полицию. В интервью питерским журналистам она заявила, что гордится своим поступком, а группу поддержки Саши назвала «кодлой».
И это Анастасия Гришанина и Ольга Сафонова, на чью упомянутую «экспертизу» (намеренно беру в кавычки) опирается обвинение.
В суде было доказано, что эта «экспертиза» безграмотна, выполнена с нарушениями закона, не соответствует требованиям к экспертизе и в принципе несостоятельна. Что авторы этой «экспертизы» взяли на себя функцию оценки достоверности сведений, которые распространяла Скочиленко (став добровольными помощниками обвинения), на что не имели никакого права.
Они — вместе с судьей и прокурором — ответственны за мучения Саши Скочиленко, как уже происшедшие, так и будущие.
«Маятник качнется в другую сторону», — сказала Саша в последнем слове на суде.
Это обязательно случится. Вот только хотелось бы, чтобы поскорее.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}