Рассмотрение дела пензенских антифашистов, обвиняемых в создании террористического сообщества «Сеть» (запрещено в России) и участии в нем, начнется 25 апреля. Процесс будет открытым, решил Приволжский военный окружной суд. 15 апреля он продлил содержание под стражей до 6 октября семерым пензенским обвиняемым: Дмитрию Пчелинцеву, Илье Шакурскому, Арману Сагынбаеву, Андрею Чернову, Василию Куксову, Максиму Иванкину и Михаилу Кулькову (первые пятеро за решеткой уже свыше 17 месяцев). Все заявили, что им не понятно предъявленное обвинение: там нет никакой конкретики, а потому они лишены возможности выстраивать свою защиту.
Пензенские фигуранты дела «Сети» на заседании суда по выбору меры пресечения. Фото предоставлено «Медиазоне» родственниками обвиняемых
Ранее аналогичную претензию высказал питерский фигурант Виктор Филинков. Схожи оказались и характеристики, выданные уже в день их задержания участковыми уполномоченными. Все, как отмечали защитники, созданы будто по одному шаблону: отрицательно относится к деятельности государственных органов власти, высказывает неуважение к общественному строю и человеческой нравственности, неоднократно был замечен с лицами, которые представляют оперативный интерес, выступают против конституционного строя РФ и т. п.
«Если бы это было правдой, то участковым следовало своевременно подать рапорта, поставить таких лиц на учет, — высказалась адвокат Марина Лукидис. — Но если никаких мер не приняли, тогда самих участковых надо привлекать к ответственности за это, а если данные не соответствуют действительности — то за фальсификацию».
В случае с Дмитрием Пчелинцевым отрицательную характеристику настрочил участковый по месту регистрации супруги Дмитрия — сам он там никогда не жил, квартира сдавалась, с этим участковым они ни разу не виделись. Адвокат Олег Зайцев оценил такой документ как подложный и предъявил судье удовлетворительную характеристику, выданную по месту регистрации и фактического проживания Пчелинцева участковым, который регулярно к нему наведывался для проверки сейфа с зарегистрированным гражданским оружием.
Дмитрий Пчелинцев. Фото: antifa.fm
Выступая в суде, Пчелинцев отметил, что так и не увидел в материалах дела оснований для его содержания под стражей: «Единственное, что было против меня на момент ареста, — показания Шакурского, но он от них отказался, заявив о пытках. Опасения, что, оставаясь на свободе, могу помешать расследованию, тоже не актуальны, поскольку оно завершено. На гранатах, которые оказались в моей машине, экспертиза не выявила вообще никаких следов. Что странно — потому что сотрудники ФСБ держали их в руках без перчаток. По процессуальному кодексу основанием для задержания подозреваемого могут быть найденные при нем запрещенные предметы. Рассчитывали, видно, что я, выйдя из дому, поеду на машине и тогда подброшенные гранаты окажутся при мне. Не знали, что она не на ходу. Я сразу заявил, что автомобиль без сигнализации, мог быть взломан. Но в проведении экспертизы, которая могла бы это доказать, мне отказали. При избрании меры следствие ссылалось еще на показания свидетеля Дианы Рожиной — она еще за полгода до моего задержания опознала по фото меня и еще нескольких человек как «террористов». Но они на свободе, некоторые даже свидетелями по делу не проходили. К тому же опознание меня Рожиной проводилось дважды, что запрещено Уголовным кодексом».
Изложенные доводы судья оставил без рассмотрения.
А «Новой» показалось небезынтересным исследовать роль свидетелей в этом деле — их показания остаются едва ли не последними подпорками, на которых пытается устоять обвинение.
Упомянутая Диана Рожина — студентка ПГУ, где учились Илья Шакурский и Егор Зорин (его подловили на наркотиках сотрудники УФСБ, после суток общения с чекистами написал явку с повинной об участии в терсообществе).
Первый раз 20-летняя Диана оказалась в УФСБ в апреле 2017-го, за полгода до возбуждения дела «Сети». Опрашивал ее старший оперуполномоченный Вячеслав Шепелев. Тот самый, на которого впоследствии укажут Пчелинцев и Шакурский как на пытавшего их и угрожавшего изнасилованием.
Илья Шакурский на заседании суда. Фото: antifa.fm
В протоколе опроса Рожиной не указаны ни ее паспортные данные, ни процессуальный статус. По сути, показания Дианы сводятся к пересказу слов ее приятеля Руслана Емельянова. Он будто бы поведал, что входит в группу, которая «занимается подготовкой к свержению действующей власти в России вооруженным путем», они «изучают методы боевой подготовки и совершения террористических актов» и «проходят подготовку, разбившись на пары». Помимо Емельянова, в качестве участников группы перечисляются еще шестеро молодых людей, а заодно жены двоих из них. «Лидером и организатором» называется человек по кличке Антон (Дмитрий Пчелинцев). Рожина также добавляет, что при ней упоминался как участник сообщества человек по прозвищу Спайк (Илья Шакурский) — упоминания хватило, чтобы описать его приметы. Еще она сообщает, как Емельянов с тремя участниками группы собрали у себя в квартире детонатор для самодельного взрывного устройства и испытали его на улице («я оставалась в доме, но слышала характерный хлопок»), однако были раздосадованы плохим результатом.
Ожидаемо не обошлось без украинского следа — в протоколе фиксируется, что Емельянов говорил о существовании «доверенного человека», переправляющего их группе оружие из Украины.
А еще — что «группы, подобные пензенской, тайно готовятся к силовой смене власти и действуют практически во всех регионах России».
Через два дня Диане придется вновь пообщаться с Шепелевым — по представленным фотографиям она опознает Пчелинцева, Емельянова и еще трех человек.
Вновь в кабинете Шепелева Диана окажется 1 сентября 2017 г. День знаний выдастся своеобразный: капитан предложит ей опознать Пчелинцева и Емельянова повторно, что запрещено законом.
В третий раз девушка побывает в УФСБ в июне 2018-го, на этот раз ее допросит следователь Валерий Токарев. По сути, показания сведутся к корректировке первоначальных: уйдут явные ошибки (в первом запуталась с кличками), а также нелепица с описанием примет не знакомого ей Шакурского и утверждение, что жена Пчелинцева участвовала в тренировках «наравне с другими участниками группы». Несколько прежде названных членов группы уже не будут упомянуты, зато ее состав пополнит Близнец (Андрей Чернов). А чтобы показания не сводились только к пересказу приписываемых Емельянову слов, Диане придется дописать, что она сама несколько раз была дома у четы Пчелинцевых, где Дмитрий «постоянно рассказывал о необходимости подготовки его группы к вооруженной борьбе против путинского режима, говорил, что каждый боец-анархист должен быть готовым к столкновениям с полицейскими и военными».
Андрей Чернов. Фото: memohrc.org
К Руслану Емельянову и другим перечисленным Дианой участникам эксперимента с «детонатором» следствие особого интереса не выкажет. Как видно из протокола допроса Емельянова, его даже не просили дать пояснения по данному эпизоду. Двое других уверяют, что изготовляли вовсе не детонатор для СВУ, а дымовую шашку для игры в страйкбол. Попутно подтвердив, что Пчелинцев говорил о необходимости уметь владеть оружием для захвата власти. А один даже сообщит, как этот глубоко законспирированный «террорист» трепался с сотрудниками ресторана (где подрабатывал несколько месяцев) о своей подпольной организации, «которая занимается свержением органов власти вооруженным путем».
В материалах дела также есть показания свидетеля Виктории Фроловой, у которой был роман с Ильей Шакурским, пока она не уехала из России с другим анархистом. Она знала и некоторых других обвиняемых, участвовала в нескольких совместных выездах в лес и на стадии предварительного расследования рассматривалась как возможная участница «террористического сообщества». В мае 2018-го приехала в Пензу навестить родных. На обратном пути Фролову задержали на погранпункте Троебортное, где продержали ночь. Утром за ней приехали трое на черной Lada Priora, и вечером того же дня доставили в Пензу к следователю Токареву. Как расскажет потом Илья Шакурский, от него требовали признательных показаний по делу «Сети», угрожая, что в противном случае «сделают плохо» его подруге. Передали от нее записку с мольбами, а потом показали видео ее допроса, где девушка сквозь слезы повторяла, что ничего не скажет. Им дали свидание, на котором Виктория стала уговаривать Илью ради ее спасения признать вину и отказаться от адвоката Анатолия Вахтерова.
Как видно из протокола допроса свидетеля Фроловой от 24 мая, она уже в первый день дала нужные следствию показания, подтвердит их и на допросе 27 мая.
Ее рассказ, представленный на бумаге, будет нашпигован формулировками из материалов предварительного расследования: про методы конспирации подпольных групп, вербовку сторонников, готовности в «час Ч», при наступлении народных волнений, «выступить против государственной власти, поджигать пункты полиции и машины с целью привлечения внимания народа» и прочая.
Похоже, следователь Токарев не очень беспокоился о том, насколько правдоподобно будут выглядеть и такие вложенные в уста барышни фразы, как «мы отрабатывали первоначальные навыки тактического перемещения в составе группы».
Не стали особо заморачиваться и с оформлением задержания Фроловой.
В деле имеется Акт приема-передачи гражданки Фроловой В. А. пограничной службой ФСБ РФ на пункте пропуска Троебортное. Без указания даты и времени (значатся лишь месяц и год), а также того, кто, собственно, «принял», заполнены лишь данные на сотрудника, который «передал».
В понимании следователя Токарева не задержание и было — а принудительный привод, постановление о котором он подписал 20 мая. Припомнив, что семь месяцев тому назад Фроловой направлялась телефонограммой повестка о вызове на допрос, а она не явилась.
Остается, правда, вопрос — в каком процессуальном статусе она находилась в ночь с 23 на 24 мая.
Такие провалы в деле «Сети» не редкость и в Пезне, и в Петербурге.
Свидетель Степан Прокофьев (сослуживец питерского фигуранта Виктора Филинкова, который на момент задержания проживал на съемной квартире Степана) в судебном заседании показал, что после утреннего обыска у них дома он был доставлен в УФСБ, где находился до вечера, а потом его ночь продержали в обезьяннике по соседству. Где именно он находился, в каком статусе, почему это никак не было оформлено, Прокофьев пояснить не смог. После такой острастки он оказался единственным из опрошенных коллег Филинкова, кто смог приписать ему хоть что-нибудь негативное: мол, Виктор говорил, что «Рашка скоро развалится», советовал уезжать в Грузию или на Украину, где жизнь дешевле, и рассказывал о знакомстве с человеком, воевавшим на Донбассе.
Прокофьеву, в общем, еще повезло — если сравнить с тем, как обошлись со свидетелем Ильей Капустиным. Этот свидетель заявит, что перед ночным допросом сотрудники ФСБ несколько часов истязали его в служебном микроавтобусе. Капустин засвидетельствует гематомы, ссадины и десятки ожогов от электрошокера в бюро судебно-медицинской экспертизы, покинет Россию и запросит убежища в Финляндии.
На прошлой неделе Лев Пономарев представил заключение Научно-исследовательского института судебной экспертизы СТЭЛС, исследовавшего фотографии Капустина, сделанные сразу после пыток. Эксперты подтвердили, что характерные для электрометок кратерообразные ссадины в области живота и паха свидетельствуют о не менее чем 30-кратном применении электрошокера. А локализация повреждений на лице Капустина «в наибольшей степени отвечает условиям создания механической асфиксии путем прекращения доступа кислорода».
Правозащитник Лев Пономарев проводит одиночный пикет в защиту фигурантов дела «Сети». Фото: «Новая газета»
Заключенные, выбираемые для получения свидетельских показаний на сокамерников, и без такой обработки подписывают что требуется. В пензенском деле «Сети» их набралось на небольшой контактный зоопарк: секретные свидетели обозначены фамилиями Зайцев, Волков и Лисицын (псевдоним для внедренного в антифашистскую среды Пензы агента националиста Влада Гресько тоже выбрали из мира животных, обозначив Кабановым).
Если верить протоколам, сокамерникам довелось выслушать исповеди поборников строгой конспирации Кулькова, Куксова и Пчелинцева, причем все трое придерживались использованных в обвинительном заключении формулировок. Выложили, как участники их тайной анархистской организации, имевшей боевые группы в разных городах России, готовились к революции с оглядкой на украинский Майдан. Как овладевали необходимыми для захвата власти навыками (от стрельбы и оказания первой медпомощи до выживания в лесу), запасались оружием и боеприпасами, которые хранили у себя в машинах и лесных схронах, планировали поджоги офисов «Единой России» и административных зданий, захват участков полиции и складов с оружием.
Куксов в беседах с Лисиным «сожалел, что у него в машине нашли пистолет, который он готовил к моменту революции». Пчелинцев при разговоре с Зайцевым «пояснил, что у него нашли две гранаты, остальное оружие успел спрятать и «мусорам» его никогда не найти», а еще сообщил, как «несколько лет назад он сам пытался поджечь какое-то государственное учреждение, но план провалился и ему не удалось запугать власти и добиться своих целей». Это признание отсылает к добавленному Пчелинцеву обвинению в попытке поджога пензенского военкомата (в 2011 г. кто-то криво бросил в него бутылку с зажигательной смесью, та разбилась без особого вреда для здания, дело было закрыто, но по инициативе следователя Токарева его возобновили и «довесили» Пчелинцеву).
Откровенничая с Волковым, Дмитрий развернуто изложит обстоятельства преступления, в котором не желает признаваться Токареву: «…рассказал, что в тот раз его задумка не удалась, поскольку он не попал бутылкой с бензином в окно здания и она разбилась об стену… Тогда Дмитрий хотел выдвинуть властям условие о прекращении призывной кампании в России, запугать их, и в случае неудовлетворения требований продолжить поджигать военкоматы, участки милиции и «мусорские» машины. Он даже подготовил и бросил на месте листовку с текстом и требованиями» (такая была тогда обнаружена полицией, приобщена к материалам дела).
В беседах с сокамерниками, согласно их показаниям, фигуранты пензенского дела агитировали их за анархию, цитировали ее идеологов, рассказывали «о подвиге батьки Махно», клеймили «путинский режим» и олигархов.
А Пчелинцев даже поделился с Зайцевым своим сокровенным желанием «полететь колонизировать Марс в будущем, поскольку на Земле капиталисты не дают свободно развиваться таким, как он».
Последний бредовый пассаж — циничный выверт опубликованных ОВД-инфо фрагментов переписки Дмитрия с женой Ангелиной: «Я не отказался бы колонизировать Марс. А лучше что-нибудь еще дальше. Чтобы, если что, эти земляне не смогли быстро до нас долететь», — писал он ей после пыток. «Я договорюсь с Илоном Маском, мы улетим отсюда и больше никогда не вернемся на эту планету. Подождем, пока строят корабль, хорошо?» — поддержала грустную шутку Ангелина.
Показания задействованного ФСБ «контактного зоопарка» завершаются рассказами о том, что тот или иной фигурант дела «Сети» шепнул им напоследок. Михаил Кульков «шепотом рассказал», «что в скором времени оставшиеся на свободе соратники завершат общее дело», а «после того как власть в стране сменится, его вытащат из тюрьмы». Лисин доложит, что до момента его перевода из камеры «Куксов все еще верил в революцию… и что оставшиеся на воле товарищи все же захватят власть и освободят из тюрьмы». Пчелинцев «шепнул» Зайцеву, что «в России еще ничего не закончено, революция скоро свершится, и тогда его вызволят из тюрьмы товарищи и еще отомстят этим мусорам». А Волкову «шепнул шепотом», что «на свободе осталось много его товарищей, некоторые из них сейчас продолжают свои тренировки за границей, и если Волков посмеет кому-либо что-то рассказать, то его ликвидируют».
Сдается, что все эти показания «нашептал» заключенным один человек в погонах; у них один автор, чей характерный стиль изложения прослеживается во всех представленных сочинениях. Может, по литературе он и получал хорошие оценки в школе, но с логикой и точными науками явно были проблемы. Не учел, что у Дмитрия Пчелинцева сокамерников не было никогда — все время сидит в одиночке. Не спасает положения и ремарка о том, будто Зайцев и Волков содержались с ним «в одной камере на сборном пункте». Потому что Пчелинцев был поставлен аж на три вида профучета: как склонный к суициду и членовредительству, склонный к нападению и склонный к побегу. Первый присвоили, когда Дмитрий, опасаясь повторных пыток, разбил бачок унитаза и осколком порезал себе шею и руки. Второй — когда у него пытались отнять заготовленную для адвоката записку об истязаниях. Третий — после того как шутки ради спросил у тюремного психолога, нельзя ли и ему (как герою «Побега из Шоушенка») получить в передаче молоток и плакат. При таких профучетах запрещены любые пересечения с другими заключенными.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»