Сюжеты · Культура

Чувство дома под развалинами

Первый канал инициировал создание фильма «Век Солженицына», но, к сожалению, фильм не показали

Лариса Малюкова , обозреватель «Новой»
Кадр из фильма
Сегодня по стране идут пышные празднества в честь великого сочинителя земли русской. Писателя, скорее всего, причислят к иконостасу литературных светил, понаставят памятников, будут широко пользоваться его лексикой: «духовные скрепы», «почвенничество», «антизападничество», — ​но в упрощенном, пропагандистском толке.
Фильм «Век Солженицына» не привычный «портрет классика», «пророка в своем отечестве» — ​это, скорее, дискуссия, погружение в разноречивую эпоху, в муку «режимного» существования, с хрустом ломающего судьбы. Судьбы талантливых — ​с особенным сладострастием. Но с Солженицыным, «огнем, упавшим с неба», с глыбой, выдающимся мыслителем, система не сумела справиться. Эпиграфом к фильму (да что там к фильму, ко всему происходящему в России!) звучат слова Солженицына: «Часы коммунизма свое отбили, но бетонная постройка еще не рухнула, и как бы нам вместо освобождения не расплющиться под его развалинами».
В этом кино факты биографии классика, попираемого и воспетого при жизни, монтируются с живым ощущением времени, о котором рассказывают сами герои. Это, прежде всего, сам Александр Исаевич, жена Наталья Дмитриевна, а также люди разных эпох и поколений, сцепленных особой связью — ​словом Солженицына. Здесь и Искандер, и Отец Виктор Шиповальников, и Евгений Водолазкин, и Зоя Томашевская.
Так вроде бы исчезнувшее время приближается. Прощание с мамой в 41-м. Фронтовая переписка с другом, в которой крамольное упоминание Пахана. Арест. Лагерь в Новом Иерусалиме. Выход из подполья. Участие Твардовского и Хрущева в публикации «Одного дня Ивана Денисовича». Ноябрь 1962-го: повесть опубликована, теперь уже имя Солженицына не отменимо. Теперь его не «замолчать» даже с помощью ареста. Зато можно арестовать архив. Твардовский набором «Ракового корпуса» подписывает себе приговор. Редкая съемка КГБ: хватают демонстрантов на Красной площади. Отказ Солженицыну в прописке. Приют у Ростроповича в Жуковке. Союз с главным другом и «тонким редактором» Наталией Дмитриевной. Нобелевская премия снегом веселым валится на голову.
Это лишь каркас, на котором произрастают тело и душа сложносочиненного фильма. Известная новелла о встрече молодого писателя с Ахматовой передана Зоей Томашевской в интерпретации ее мамы, друга Солженицына. Алексей Лосев определяет генеральную способность писателя — ​гениально изображать социальные страсти. Искандер рассказывает, как мир увидел в нем огромного писателя сразу после публикации «Одного дня Ивана Денисовича», иначе был бы ему уготован лагерь на веки вечные. Одним из русских пророков, человеком с невероятным чувством истории, назовет Солженицына писатель и историк Евгений Водолазкин.
Солженицын в фильме живой, сложный в общении, не желающий тратить драгоценные минуты жизни на что-то необязательное, прогоняющий киношников и вдруг сам увлекающийся какой-то темой. Например, разворачивает перед камерой долгую и многотрудную жизнь своего «многоуважаемого» письменного стола, который они перевозили из страны в страну как собрата по творчеству.
Не обходит молчанием автор и конфликт с Шаламовым, который в последнее время принято сглаживать. В основе разрыва их отношений не только различие взглядов на воздействие лагерной жизни (для Шаламова — ​падение и растление, для Солженицына — ​путь восхождения духа), но и различное понимание роли и места автора в обществе. Для Солженицына, превратившегося в пророка, могучего героя, расшатывающего гнилую систему, его литературный труд — ​духовная и политическая миссия. Главное дело его жизни требовало жертв. Не только от самого автора, который к себе был беспощаден. На полях фильма — ​сломанные судьбы «невидимок», тех, кто беззаветно любил Александра Исаевича и его дело. Трагедия хранительницы рукописей и восторженной обожательницы писателя Елизаветы Воронянской, измученной допросами и доведенной до суицида. Ирина Медведева-Томашевская (ее исследование, оспаривающее авторство Шолохова книги «Тихий Дон», выходит в Париже с предисловием Солженицына) также кончает с собой, предварительно закопав все материалы и письма Солженицына под кактусами.
Видим уникальную встречу писателя с Ксенией Васильевной, двоюродной сестрой, едва ли не единственной из родственников, не сменившей фамилию, не отрекшейся от брата под давлением спецслужб. Александр Исаевич пробыл у нее недолго, часа два: «Не могу, Россия ждет». Даром, что Ксения Васильевна ждала эту встречу 20 лет.
Есть в фильме и взгляд со стороны: Международная литературная конференция, посвященная Солженицыну, книжный салон в Париже, удивительный клуб «Платон», который молодой философ Жан Поль Манжан организовал для французских детей. Детям он рассказывает, кто такой Солженицын. О писателе размышляют совсем молодые философы и историки, продолжая и развивая его идеи уже в ХХI веке. Мультимедийная выставка, на которой есть возможность услышать голос Александра Исаевича, услышать правду о геноциде против своего народа, о том, как сталинский режим вырос из Красного террора.
Как из сегодняшнего мутного, но все же не столь зверского дня увидеть всю маету и сложность существования писателя, жившего не по лжи в атмосфере двоемыслия, непрекращающейся травли, слежки, цензуры.
Самое сложное и непонятное в судьбе классика начинается после возвращения на родину, куда он так рвался. Он писал: «А я — ​так просто задыхаюсь на Западе, он мне отравен и невыносим». И возвращался как национальный герой.
Вскоре после приезда и жаркой встречи с родиной Солженицын начал выступать по телевизору. Казалось, к его голосу должны были прислушаться. Но многие были разочарованы: говорил вроде бы то, что было известно и до него. «Чего же вы ждали?» — ​спрашивает автор. Увы, всем хотелось «приватизировать» великого Солженицына: партиям, политикам, журналам. «Без него обойдется ваше чертово политическое строительство, в котором вы все изолгались: и ничего вам не дорого — ​ни узники, ни лагерь, ни символический камень. Страдания узников — ​и есть камень, чтобы взгромоздились на него наши нынешние властители», — ​говорила в те времена Наталия Дмитриевна. Отношения своего к выборам Солженицын не скрывал. И вскоре его лишили трибуны. Кому нужны мысли о нравственности, раскаянии и самоотречении, о положении рабочего класса, о нашей неумирающей божественной сущности, когда вокруг все свелось к формуле «Да. Да. Нет. Да»?
Почему Солженицын не стал фигурой, которая бы всех объединила? Оказался пленником созданного образа, не позволившего ощутить того, чего ждала от него страна? — как ​считает литературовед Игорь Виноградов. Сбылось давнее предсказание священника: «Вы возвращаетесь на поругание?» Или страна не захотела услышать своего пророка, предлагающего обустроить Россию таким образом, чтобы люди стали целью, а не средством политики. Его уже слушали вполуха. Но, как говорит в фильме Жорж Нива, «он остается голосом совести для России, не важно, что Россия этого не осознает, это всегда так было».
Кино Олеси Фокиной — ​сложно сочиненный портрет, желание рассмотреть время в оттенках и соцветиях. В нем космический масштаб, могучесть личности. Автора влечет множественность значений, которые высвечивают миссию.
Почти в финале Александр Исаевич скажет, обращаясь к нам: «Лишь немногих из вас я встретил на улицах или местах, куда я ездил, но я ощущаю сейчас от самого Владивостока, что живу среди своих. Это необычайное чувство, которое за границей теряешь».
Вот рука Олеси Фокиной приближается к звонку на воротах усадьбы в Троице-Лыково, здесь Александр Исаевич Солженицын провел последние 13 лет. И так хочется вновь услышать этот голос. Но так же, как автор фильма, позвонить не посмеем. Останемся думать-решать: обрел ли он здесь, на родине, это вожделенное чувство дома?