I.

Короткий период — с 1906 по 1917 год — Россия была парламентским государством. Больше она никогда не была парламентским государством до 1991 года. И вновь на короткий период им стала в 1990-е, чтобы опять вскоре перестать им быть. Хотя в России с 1993 г. высшее законодательное учреждение восстановило название Государственной Думы, но, к сожалению, это только название. Как и все почти в нашей стране: имена хорошие, а содержание совсем другое. Имена говорят об учреждениях старой России, а сущность — советской России. По имени наше законодательное учреждение это продолжение старой Думы, а по сущности это Верховный Совет Советского Союза.

Высшее законодательное учреждение в России возникло в результате Манифеста 17 октября 1905 года. В этом манифесте от имени Государя Императора были сказаны три очень важных вещи. Собственно говоря, кроме большой преамбулы и небольшого окончания он весь и состоял из этих трех очень важных позиций. Позиций неслыханных со времен начала правления Петра I. Позиций, которые вновь делали Россию не только Россией рабов и хозяина. Да, в какой-то степени после указа Петра III «О вольности дворянства», и особенно после Великих Реформ Александра II у граждан уже были права, но то были права только гражданские, а не права политические. И до 1905 г. россияне могли себя защищать как граждане, но они не могли участвовать в управлении страной. Страной управлял все равно самодержец, который лучше, чем они, знал их интересы.

Народ мог только просить. Или требовать, если устраивал революцию. Вот такую революцию он устроил в 1905 году после «Кровавого воскресенья» 9 января. И результатом этой революции был через девять месяцев Манифест 17 октября.

В Манифесте эти три важнейших позиции звучат привычно для историка, но в то же время совершенно странно для человека, привыкшего к каким-то демократическим учреждениям и достоинству личности.

Первое. Даровать населению (не вернуть, не осуществить право, а даровать, как подарок на день рождения) «даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний, союзов». Второе слово, которое меня здесь удивляет, это действительной. До этого тоже власть говорила о свободах, но все это было недействительно. А теперь действительно!

Второе. «Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу…». Предназначенных употребляется не в привычном для нас смысле. Имеется в виду — тех, которые уже назначили — русский язык тоже очень сильно изменился вместе с человеком за прошлый век. Речь идет о булыгинской Думе, которая была совещательной по проекту и очень резко ограниченной по составу избирателей. «… привлечь теперь же к участию в Думе, в меру возможности соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения (обратите внимание на слово классы! Все-таки Витте и царь были марксисты!), которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив за сим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку». Это в целом очень хорошее установление. Оно хорошее в двух смыслах. В стране ведь идет революция. 17 октября никакая революция не завершилась. Москва была охвачена вооруженным восстанием. Все время горели усадьбы, бастовали заводы, убивали полицейских. Государь говорил: «Сначала замирение, потом Дума». Витте говорил: «Нет, Государь, как раз Дума — лучшее оружие замирения». Он оказался в целом прав. И Государь поверил ему. Император пошел на неслыханный риск: в условиях революции созывать парламент. Он понимал, что парламент будет созван на основе далеко не идеального избирательного закона. Почему нельзя было принять идеальный, я буду говорить позже. Но он согласился, чтобы сам законодательный порядок, не император, а сами основные законы и на их основе созданные учреждения развивали дальше, улучшали, расширяли избирательные права. Это — великий скачок: из мира рабов в мир граждан .

И, третье. «Установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной Думы, и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас властей». Позднее это будет объяснено подробней. Но здесь очень важно, что

То есть, он отнесся к Манифесту серьезно и даже не мог себе помыслить иного, потому что он, в общем-то, был честный человек. Он не считал, что может лгать. Он мог умолчать, увильнуть. Говорят, что он был не всегда искренним. Но лгать он не мог. Он уважал в себе, если угодно, царское достоинство и имя христианина.

И вот после этого началась разработка законов о выборах и разработка Основных законов Российской Империи, а это — конституция. У нас сейчас принято говорить основные, на самом деле, основные, потому что они составляют основу государства. Основные законы Российской Империи, они совершенно по-другому принимаются, совершенно по-другому изменяются, чем иные законы. Основные законы и законы о выборах начинает разрабатывать с конца октября 1905 года, практически немедленно, и завершают к февралю 1906 года. И эта разработка проходит в Особом совещании, состоящем из 24 человек под руководством председателя Государственного Совета, графа Дмитрия Мартыновича Сольского. Человека замечательного, порядочнейшего, который был полупарализован, поэтому в его доме был лифт, на котором он на коляске поднимался на второй этаж, и поэтому большинство заседаний этого Особого совещания проходило в его доме, а не в государственных учреждениях. Но именно ему, в первую очередь, во вторую очередь, Витте, который в этом принимал участие, и весь кабинет министров в этом принимал участие, мы обязаны этими законами, которые, видит Бог, в тех условиях были спасением России. И жаль, что имя графа Сольского (портрет?) забыто.

Закон о выборах в Государственную Думу был принят 11 декабря 1905 г. Позднее, в феврале 1906 года, был принят закон о Государственном Совете. Государственный Совет — это учреждение, которое так же, как и Государственная Дума, являлся палатой власти, одним из центров власти. Когда мы сейчас говорим об организации власти в Великобритании, мы всегда вспоминаем Палату лордов и Палату общин, забывая, что это не диада, а триада, где третьим элементом власти является монарх: Король, Палата лордов, Палата общин — вот система Великобритании. Примерно такая же система, но с другой несколько диспозицией, предлагалась России.

Государственный Совет — это было то единственное, что из всех великих реформ, которые замышлял в начале XIX века Михаил Михайлович Сперанский, он смог осуществить. Он замышлял намного больше: он замышлял конституцию, превращение России в государство, управляемое вот этой триадой: парламентом (он называл парламент Сеймом, кстати говоря), Государственным Советом и Монархом. Но удалось создать только Государственный Совет. На этом все закончилось. Государственный Совет был создан в 1810 году. И, поскольку ничего больше создано не было, он и остался таким одиноким и не совсем понятным учреждением. Это был действительно совет. Это было собрание людей, которых назначал Император и которые по его воле, когда он просил, обсуждали те или иные законоустановления, то есть новые законодательные предложения, законопроекты, некоторые другие политические инициативы. И Государь был совершенно не связан решением Госсовета. Он мог присоединиться к меньшинству, мог присоединиться к большинству Госсовета, мог принять решение, которое вообще не обсуждалось на Госсовете или за которое никто не высказался. Он был совершенно свободен. Старый Госсовет, который существовал до 1906 года, с 1890 года состоял из 60 человек, и вот как раз председателем этого старого Госсовета и был граф Сольский.

Указом от 20 февраля 1906 года был создан новый Государственный Совет. Новый Государственный Совет состоял из 196 членов. Эта цифра могла двигаться немножко по разным причинам. Но важным было то, что

не как в Германии придумали. Тогда действительно многое брали из других стран, но это была серьезная подстройка под русскую жизнь. Для чего корпорации представлять? Корпорации представляют собой небольшие группы, очень влиятельные или очень важные для государства, для общества. В большом парламенте они не будут представлены. Избиратели просто не заметят людей, которые, как правило, не любят лезть на первые места, но, тем не менее, очень важны. Они вряд ли захотят участвовать в национальных выборах, и вряд ли будут избраны, но их мнение должно быть услышано. Государь, в принципе, может их назначать, но Государь может и ошибиться, поэтому он назначает только половину, а половину выбирают сами эти корпорации.

Какие же корпорации?

Опять же, не забудем, что речь идет о времени, отделенном от нас 110 годами. Разумеется, тогда были несколько другие представления о важном. Но, в общем, не так далеки они были от нас.

Шесть человек выбираются православным духовенством. Причем, действительно выбираются! Из них: три — монашествующих, это могут быть и епископы, и монахи, и архимандриты, черное духовенство, и три — белое духовенство, священство или дьяконы . Они выбираются путем несколькоступенчатых выборов по епархиальному принципу, потом — на общероссийском съезде. Фактически, это — формирование общероссийского церковного съезда. Он не состоит, как церковный Собор из одних епископов, он состоит из всех: там и священники, и дьяконы, и монахи, игумены монастырей, и, главное, что далеко не одни белые клобуки метрополичьи присутствуют как представители в Госсовете, обязательно должно быть три священника или дьякона, или даже псаломщика. В Палате лордов британского парламента по сей день заседают два высших иерарха Англиканской церкви — ариепископы Кентерберийский и Йоркский. А в русском Госсовете могли быть не по должности, а по избранию, и священники, и простые монахи…

Вторая курия, это шесть человек от Академии Наук и всех университетов Империи . Это было немного, но это были императорские университеты. Принцип был какой? Каждый университет и Академия Наук (напомню, что Академия Наук была не то, что сейчас, она была собранием академиков, а не гигантские институты с работниками, это — советское изобретение) выбирали по три выборщика, а потом эти выборщики все собирались и выбирали шесть депутатов Госсовета от этой академическо-университетской курии. Выбирались действительно серьезные ученые, представлявшие интересы академическо-универсистеской корпорации.

Третья — это 34 представителя земских губернских собраний . Из каждой губернии, где было земство на тот момент, выбирали на земском губернском собрании одного депутата Госсовета.

18 депутатов Госсовета выбирали дворянские общества . Сначала губернские собрания избирали выборщиков, потом выборщики на общероссийском съезде выбирали своих депутатов.

12 депутатов Госсовета выбирались торгово-промышленными палатами, биржами, и Советами торговли и мануфактур крупных промышленных районов — Московского, Лодзинского, Ивано-вознесенского. Это все было подробно оговорено в избирательном законе: сколько дает выборщиков Одесская биржа, сколько Санкт-Петербургская или, например, Дровяная. Все выборщики от, как бы мы сказали, крупнейших предпринимателей, собравшись в Санкт-Петербурге, избирали своих депутатов Госсовета.

И, наконец, Съезд землевладельцев неземских губерний тоже выбирал 22 представителя в Госсовет, из них 6 выбирало Царство Польское .

Все было серьезно. Убивались два зайца, вернее, рождались два зайца: корпорации были представлены в законодательном учреждении, их голос мог звучать, их рука могла что-то значить, но еще важнее, что они организовывались сами — чтобы выбрать депутата, надо было собраться выборщикам. То есть, Россия становилась страной, в которой действуют политические профессиональные или сословные корпорации.

Избирался Госсовет на девять лет с обновлением каждые три года одной трети . Он таким существовал до 1917 года. Это было важное государственной учреждение. Я думаю, что если России когда-нибудь предстоит стать страной демократической, что-то из того мы должны взять. То, что сейчас в Америке дает лоббирование, тоже вполне институционально организованная вещь, намного, на мой взгляд, лучше, если это будут осуществлять организованные корпорации, которые представляют свои интересы не частным, а публичным и политическим образом.

II.

Теперь о Государственной Думе. Левые требовали, так называемой «четырехвостки» — всеобщего, равного, тайного и прямого голосования, — это не прошло. Не потому не прошло, что большинство народа было неграмотным.

Они были политически грамотными. Четырехвостка не прошла потому, что политический строй России и, соответственно, жизненная практика Российского государства на протяжении нескольких столетий была крайне несправедлива. А политическая грамотность простых русских крестьян заключалась в том, что они ясно понимали, что в свое время их жесточайшим образом обворовали. Обворовали, когда ввели крепостное право — лишили свободы и собственности. А потом свободу вернули, а собственность вернули лишь отчасти. Большинство русского населения было крестьянами, и главный вопрос был вопрос о земле. И речь шла вовсе не о том, что эти «прирезки» — 8% — 12% обрабатываемых земель к крестьянским наделам, как говорили потом правые в эмиграции, ничего бы не решили. Крестьянское население росло быстрее. Это правда. Они бы ничего не решили, в этом смысле. Но они решили бы огромную вещь, в другом смысле. В смысле справедливости.

Вернули далеко не все, и не извинились вовсе. Более того, Николай II несколько раз прямо говорил депутациям крестьянским, которые приходили к нему: «Ну, друзья, у вас есть собственность …». А, действительно, большинство крестьян русских были собственниками. Россия же страна собственников была. Это сейчас — страна пролетариев. Ленин тут добился своей цели: он говорил, что он хочет избавить пролетариев от пролетарства, дать всем свободы, но он всех сделал пролетариями. Но старая Россия была страной собственников. Крестьяне на правах общинной, иногда личной собственности, особенно в западных губерниях, владели землей и всем, что на ней находилось. Поэтому Государь Николай Александрович и обращался к собственникам: «Ваша собственность — это ваша, а помещичья — это помещиков. Надо уважать собственность друг друга». Только он при этом умалчивал, не врал, но умалчивал, что помещичья собственность возникла в основном из крестьянской собственности, которую у крестьян отобрали и потом не вернули. Крестьяне это помнили отлично. Не забывали ни на минуту. Поэтому далеко не были в восторге от решения проблемы в 1861 году, хотя, думаю, тогда было трудно решить проблему иначе, чем решил ее Александр II. Идеальное и возможное в политике очень часто различаются.

Поэтому с крестьянами поступили сурово: был введен землевладельческий ценз довольно высокий, и из людей крестьянского сословия (Россия же была сословным государством) этому цензу удовлетворяло полторы тысячи человек. В основном же этому цензу удовлетворяли землевладельцы крупные и средние — помещики и купцы, работавшие с землей — около 200 тысяч человек.

Выборы же от крестьян, не отвечавших цензу, были сделаны четырехступенчатыми. Уполномоченного — первая ступень выборов — выбирали каждые 10 дворов. Эти уполномоченные собирались на волостной сход и выбирали уполномоченных на уездный съезд. Волостной сход, потому что волость маленькая, в нее пешком можно придти. А уездный уже съезд, потому что побольше, надо на телеге ехать. И уездный съезд — третий уровень — выбирал выборщиков на губернский съезд. А губернский съезд уже был общий от всех землевладельцев: и от крестьян, и от крупных землевладельцев. И он выбирал полагающееся для данной губернии число депутатов Государственной Думы. Была такая четырехступенчатая система. В результате, один выборщик губернского съезда представлял 30 000 крестьян. И один выборщик губернского съезда землевладельческой курии представлял 2 000 землевладельцев. Разница — в пятнадцать раз. И, несмотря на то, что крестьян в любой губернии было бесконечно больше, чем помещиков, тем не менее, в губернских собраниях практически всюду землевладельцы плюс городская курия (это люди, имеющие недвижимость в городах) всегда были в большинстве. Поэтому фактически они выбирали своих представителей в Думу.

Второй была городская курия — люди, имеющие в городах собственность определенного уровня. В городской курии один выборщик полагался от 4 000 человек. Но при этом 26 крупнейших городов Империи выбирали своих депутатов, иногда одного, иногда нескольких, как Москва, скажем, или Петербург, прямым голосованием. Все люди, имеющие право голоса. Замечу, что это — только мужчины.

В то время были только две страны в мире, которые дали женщинам избирательные права. Это Новая Зеландия (1893) и Австралия (1902). Даже Великобритания даст эти права в 1918 году. Такие оплоты демократии, как Соединенные Штаты или Швейцария не давали еще женщинам избирательных прав.

В 1906 г. женщинам были предоставлены избирательные права в третьей стране, которая тогда была автономной частью России — Великом княжестве Финляндском. Остальным женщинам России пришлось ждать этих прав еще десять лет — до 1917.

Не только женщины были лишены права голоса, еще все военнослужащие, находившиеся на действительной службе, были лишены права голоса. И все молодые люди до 25 лет были лишены права голоса. Это общие ограничения. Только в небольшом числе стран, например, во Франции ценз был 21 год. А в большинстве стран: в той же Англии, в Соединенных Штатах — 25 лет, это был обычный ценз.

А рабочие, у которых не было ничего, кроме своих рук, (они не имели собственности или имели очень мало собственности, жили в съемной комнате) вот эти рабочие были в самом непривилегированном положении. Во-первых, часть из них вообще не имела права голоса, потому что это были так называемые отходники: люди, которые были формально крестьянами. Они были приписаны к тому или иному крестьянскому обществу. Но они продали свой пай и ушли работать в город. Как крестьяне, они не имели права участвовать в выборах, потому что они продали свой пай, а только реальные владельцы земли общинной или частной могли участвовать в выборах, а в городах, поскольку они не были горожанами, мещанами, они тоже не могли участвовать в выборах. Поэтому больше миллиона мужчин, которые в принципе могли участвовать в выборах, вообще были лишены права участвовать в выборах как бы то ни было. Это была недоработка законодательства. Безусловно, этого не хотели сделать.

То есть, в три раза хуже было представительство, чем у крестьян. Вот так обошлись с рабочим классом. Это по той простой причине, что тогда главенствовала теория, что человек, не имеющий собственности не может выносить политически независимые решения. Он всегда будет кем-то подкуплен. И поэтому таким людям нельзя доверять выбор власти. Но крестьянин-то хотя бы имел собственность, а рабочий не имел собственности, поэтому его положение было самым ущемленным.

Вот так была построена система. Считалось, что если выборы пройдут по этой системе, они обеспечат стабильность политического процесса. Потому что подавляющее большинство получат представители собственников.

С февраля до апреля 1906 г. шли выборы в первую Думу. 23 апреля 1906 года, день, который тоже очень значим для России, Государь подписал новые Основные законы Российской Империи. Они вошли в жизнь. Дума собралась через неделю — 29 апреля.

Вот несколько штрихов этих Основных законов 23 апреля 1906 года.

Первой очень большой проблемой была проблема верховной императорской власти. Кем является Государь, если законы не могут октроироваться (жаловаться — Ред. ) только им, а должны быть обязательно одобрены Государственным Советом и Государственной Думой? Они могут также и предлагаться Государственным Советом и Государственной Думой, у них тоже есть право законодательной инициативы. Кем является тогда Государь? В принципе он уже не является неограниченным монархом. А в Основных законах старой России было сказано, что Государю Императору Самодержцу Всероссийскому принадлежит неограниченная верховная в государстве власть.

Когда 16 февраля 1906 года он принимал депутацию монархистов, которые говорили: «Батюшка-царь, ну, что же ты делаешь! Ты Россию губишь, ты себя лишаешь сам власти. И так горит, и так полыхает, теперь же вообще все рухнет совсем!». Царь сказал, что, «несмотря на неизменность провозглашенных реформ, самодержавие мое остается таковым, как оно было встарь». Это, естественно, было опубликовано тут же во всех газетах. Все охнули. А умный Сергей Юльевич Витте тут же пошел к Василию Осиповичу Ключевскому, нашему великому историку и спрашивает — «Что делать?» «А, ничего страшного!» — сказал умный Ключевский и объяснил, что в XVII веке в Москве самодержавная власть вовсе не считалась властью неограниченной. Слово «самодержавие» имело совершенно другой смысл.

Автократор — это тот, кто не является ничьим вассалом, тот, у кого нет сюзерена. Предположим, герцог, который подчинен императору Священной Римской империи, он не автократор. А император Священной Римской империи автократор, даже если он ограничен Генеральными штатами, законами и так далее. Поэтому в XVII веке русских самодержцев называли самодержцами, а был же Собор, и Собор мог сказать «нет» Государю, и Государь не шел против Собора. Так что, «пусть Николай Александрович оставит эту формулу, если ему нужна эта игрушка, она юридически ровным счетом ничего не значит». И ее оставили.

Но Витте очень тонко изменил формулировку. Витте вносит предложение, и Сольский его принимает, оно и остается в Основных государственных законах. Предлагается сначала: «Государю Императору Самодержцу Всероссийскому принадлежит верховная (убрали «неограниченная») в государстве власть». Нет, так нельзя! Потому что он не самодержец всероссийский. Самодержавна Россия, а не он. Поэтому Витте предлагает формулу, которая, вроде, и Государя не огорчит, но и по сути звучит иначе: «Императору Всероссийскому принадлежит верховная самодержавная власть». Самодержавная власть России, а не его. Это не игра слов. Тогда люди понимали, что слова формируют реальность.

23 апреля 1906 года Государь объявляет в своем Указе: «Мы повелели свести воедино постановления, имеющие значение Основных государственных законов, подлежащих изменению лишь по почину нашему и дополнить их положениями, точнее разграничивающими область, принадлежащей нам нераздельной власти верховного государственного управления от власти законодательной».

И он сам отделяет себя от ее всецелости в этом Указе. Здесь очень важно то, что Основные государственные законы можно менять только по почину (хорошее слово «почин», между прочим, сейчас его заменили словом «инициатива») Государя, но не просто так. По почину-то, по почину, но формулируется это в Основных законах следующим образом: ст. 8 «Государю Императору принадлежит почин по всем предметам законодательства. Единственно по его почину основные государственные законы могут подлежать пересмотру в Государственном Совете и Государственной Думе». То есть, инициатива принадлежит Государю, но он один не может их менять. Все равно это должно быть одобрено в общем порядке Государственным Советом и Государственной Думой. Так что, это очень важное добавление.

Кроме того, самое важное, пожалуй, что было сказано, это в ст. 7 и в ст. 86 в Основных законах говорилось: «Государь Император осуществляет законодательную власть в единении (какие чудные слова! Не соперничество властей, а «единение») с Государственным Советом и Государственной Думой». А ст. 86 говорит: «Никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного Совета и Государственной Думы и восприять силу без утверждения Государя Императора». То есть, мы видим реальное формирование того, что потом назовут «дуальной монархией», «дуалистической монархией», в которой есть и власть Царя, и власть Думы, и власть Госсовета, и они соединены. 8 глава 69 — 83 статьи закрепили за подданными Российской Империи основные гражданские права. Эти права (там тоже несколько раз употребляется слово «действительные») потрясают! Это права — на переднем уровне тогдашнего представления о гражданских правах. Все они очень важны.

Но особо для России были важны две статьи. Статья 76, которая объявляла:

Им было очень тяжело сменить свою сословную принадлежность. Отсюда — миллион человек потерял право голоса. Но статья 76 говорила, что этого нельзя впредь делать. Это было очень важно, что теперь сословия вроде бы на бумаге оставались, но они становились равными. И очень скоро вслед за этими статьями Основных законов так было сделано в России. В 1906-07 годах был принят ряд законов, осуществивших этот принцип на практике.

И вторая очень важная статья — 77-я. Она тогда, собственно говоря, не звучала столь революционно.

У монарха оставались свои прерогативы — но и тут он был не вполне свободен. Законодатели могли контролировать прерогативы монарха через государственную роспись. То, что мы сейчас называем словом «бюджет» в старой России называлось «роспись». Государственная роспись — это государственный бюджет. Его утверждали только Дума и Госсовет. Государь Император его только принимал. Он не мог в него вмешиваться. Тот, кто платит налоги, управляет их распределением. И поэтому на все, вплоть до военных расходов, любых других расходов, средства определяла Дума. Но управление военными и церковными делами, управление императорской фамилией, управление Великим княжеством Финляндским, которое само по себе было достаточно демократическим, гораздо более, чем основная Россия, введение военного и исключительного положения, международные дела, объявление войны и заключение мира, командование вооруженными силами — это все оставалось прерогативой Государя.

Кроме того, была знаменитая 87-я статья, которой Государь злоупотреблял. Она предполагала, что в случаях необходимости, когда сессии Думы нет, а необходимо принятие нового закона, его можно принять как Указ Императора, а потом в течение двухмесячного срока после начала сессии Думы, его должна Дума или утвердить, или не утвердить. Если она его не утверждает, он прекращает свое существование.

III.

В 1905 году, на волне революции, а потом и выборов в Думу возникла целая плеяда политических партий.

У нас в России тогда были три главных вопроса.

Земельный . Что делать с землей: оставить все, как есть, изменять права владения, но добровольно, менять не добровольно, но за выкуп, менять не добровольно и без выкупа.

Второй — рабочий вопрос . Он очень был острый, очень важный. Дело в том, что по всему миру тогда была огромная диспропорция между трудом и капиталом. Труд получал мало, капитал получал много. И рабочие были этим недовольны, рабочая борьба была повсюду. Это было общеевропейское, общемировое явление. И русский рабочий класс тут не отличался. Он также требовал пересмотра долей распределения доходов в пользу рабочих. Требования доходили до рабочего контроля над предприятиями, с фиксированной долей прибыли для владельца. Это был второй важный вопрос. Но земельный вопрос был главным — рабочих было немного.

Третий вопрос — был вопрос национальный . Как организовать Россию? Это был важнейший вопрос. Инородцы, если считать русскими, а их так тогда считали, великороссов, украинцев и белорусов, то все равно инородцы (все, кроме этих трех) — это 40% населения. И огромные области почти стопроцентно населены инородцами — Туркестан, Кавказ, Прибалтика, Польша, Финляндия, Якутия. Как тут быть? От принципа: «государство Российское едино и нераздельно, никаких особых прав у инородцев нет, разве что у Финляндии» до того, чтобы превратить Россию в федеративную республику многих народов.

И вот эти три вопроса — главные.

Четвертый был вопрос, более сиюминутный — отношение к террору . Дело в том, что революция еще не кончилась. Террористов было полно. Но как к ним относиться? Это нам сейчас ясно, как к ним относиться. А тогда было неясно. Дело в том, что считалось, что все эти революционеры борются за светлое будущее своего народа и всего человечества. И вешать ли их, и таким образом прекратить террор или прощать — это была тоже большая проблема.

Партии различались принципиально подходами к решению этих вопросов.

Наиболее видной либеральной партией была конституционно-демократическая партия, которая потом, на втором своем съезде, получила название «Партия народной свободы» (КДП-НС). КДП-НС, которую возглавлял Павел Николаевич Милюков, имела очень хорошо разветвленную сеть среди земств и городов, и в ней к моменту выборов было 70 000 членов. Эта партия выступала за принудительное отчуждение земли с небольшим выкупом, выступала за то, чтобы национальные окраины получили в той или иной степени национально-культурную, а в Польше национально-территориальную автономию.

Правее них находилась партия «Союз 17 октября», которая имела 50 000 членов.

Вообще, чем отличаются эти партии от нынешних, с позволения сказать, партий? Дело в том, что уже с 1864 года, уже 40 лет, шла общественная работа, которая была, безусловно, гражданской и отчасти политической. И поэтому политически активный слой уже сформировался в земстве, в городском самоуправлении, в независимом (действительно независимом!) суде. Поэтому эти партии были собраниями людей, знающих друг друга по реальному политическому делу и группировавшиеся по своим воззрениям и принципам. Это были не случайные образования. Никто не говорил: «Это партия Милюкова». Далеко не все знали, что Милюков возглавляет КДП-НС. Но все знали идеи конституционных демократов. Мало кто знал, что Александр Иванович Гучков возглавлял «октябристов». Гучков был яркий человек, но не он привлекал, а привлекали взгляды «октябристов». То есть, тогда партии были партиями идей, и это в политологии мировой считается высоким уровнем политической культуры.

«Октябристы» говорили, что землю нельзя отчуждать насильно, но надо стараться идти к более справедливому распределению земли через выкуп земель по рыночной стоимости. У помещиков, у городских капиталистов, которые имели латифундии. Стараться по возможности землю распределять среди крестьян, но за справедливый выкуп. Выкуп добровольный — не хочешь, не продавай. Если у тебя хорошо идет дело, и ты получаешь прибыль. Если неважно идет дело, за справедливый выкуп, чтобы тебе было интересно, можно выкупать в пользу крестьян.

В рабочем вопросе КДП-НС стояла за новое рабочее законодательство, за сокращение рабочего дня, расширение гарантий для рабочих со стороны предпринимателей, но никакого рабочего контроля, ограничения прибыли. Практически, у «октябристов» была очень близкий в этом вопросе подход. А в национальном — он сильно отличался.

«Октябристы» считали, что Россия должна оставаться унитарным государством с единственной автономной провинцией — Финляндией. Даже на Польшу они не готовы были распространить автономию. Но культурно-национальная самоорганизация — у всех народов. Свои сообщества, объединения, национальные общества и поляков, и армян, и всех других.

Что касается террора, между этими двумя партиями пролегала великая пропасть. Кадеты считали, что они не будут осуждать террор и отказались осуждать террор. А «октябристы» осуждали террор. Кадеты не говорили, что террор — это хорошо, но они его и не осуждали.

Между «кадетами» и «октябристами» возникли небольшие партии: «мирного обновления» Гейдена и Шипова и партия «демократических реформ» Ковалевского и знаменитого юриста Константина Арсеньева. Это были более либеральные, чем «октябристы», и менее либеральные, чем кадеты, партии.

Правее всех был «Союз русского народа», который сформировался в ноябре 1905 года. Его возглавлял Дубровин, туда входили Пуришкевич, Марков. «Союз русского народа» был особенно силен в Украине. Он был там силен не потому, что большинство украинцев были за этот Союз, а потому что большинство украинцев были за культурную автономию, а русский народ Украины не хотел культурной автономии украинцев. Поэтому те, кто не хотели, с удовольствием голосовали за партию Дубровина и Пуришкевича. Пуришкевич и Марков — они же оба с Украины, но отнюдь не украинофилы. Но «Союз русского народа» был известен и по России. Его принципы: возвращение к абсолютной монархии, безусловное унитарное государство, безусловно государство, которое обустроено на принципах верховенства прав именно русского народа над всеми национальными меньшинствами. Хотя у национальных меньшинств тоже какие-то свои права сохранялись, но нельзя им агитировать, нельзя агитировать другим религиям за переход к себе из православия. Хотите — служите, католики или армяно-григориане, или мусульмане, но никакой агитации нельзя. Что касается земельного вопроса, они умалчивали о нём, потому что их основной электорат были крестьяне. Если бы они сказали, что они против земельного передела, то крестьяне за них голосовать не стали. Но есть серьезные подозрения, что они готовы были пойти на земельный передел и создать такое правое плебисцитарное государство. Другое дело, что они не пользовались очень большой поддержкой.

Зато левее КДП-НС была огромная Народно-социалистическая партия, Пешехонова, Мякотина, Анненского. Она продолжала народнические традиции. Сама она решила не участвовать в выборах в первую Думу, но поддержала, а потом и объединилась с партией Независимых трудовиков, это в основном крестьяне. И потом создала Трудовую народно-социалистическую партию (ТНСП).

Еще левее находилась известная нам всем Социал-демократическая партия. Социал-демократическая партия (эс-деки) быстро росла во время революции. В апреле 1906 года она состояла из 18 000 меньшевиков и 13 000 большевиков. В 1907 году меньшевиков уже было 32 200, большевиков 46 100. Их поддерживали «Бунд» — еврейская социал-демократия, 25 500 членов, польские социал-демократы 25 700 членов, латвийские социал-демократы 13 000 членов. Большевики и меньшевики сильно отличались по составу членов партии в национальном отношении. Среди большевиков 80% были великороссы из губерний, в которых было крепостное право. И только 10% были евреи. Среди большевиков, хотя они объявляли себя рабочей партией, рабочих было очень мало. Зато было 25% дворян и 35% крестьян. А среди меньшевиков великороссы составляли только 30%. Остальные были евреи, грузины и поляки.

Важная партия социалистов-революционеров (эсэры) не участвовала в первых выборах, но была в России постоянно на слуху, потому что она была главной террористической партией.

И вот из 563 мест Государственной Думы первого созыва результаты выборов были следующие: КДП-НС получила 160-180 мест (были переходы из группы в группу), трудовая группа — «трудовики» и энэсы — 110 мест, социал-демократы (в основном не принимали участия, но в Закавказье принимали) — получили 18 мест, Мирнообновленцы — 26, партия Демреформ — 6, польское коло — 32, балтийские партии — 17, также и мусульманская группа была в Думе.

Обратите внимание на карту (карта выборов в I Думу). Довольно ясно видно, что кадеты главенствуют в большинстве центральных губерний. Очень сильны левые настроения, это «трудовики» и социал-демократы. «Октябристы» и «обновленцы» довольно фрагментарно расположены, но с некоторым тяготением к губерниям запада, а на самом западе, в Польше, Литве, Курляндии — национальные партии. На выборах победили левые, но не радикальные силы. Победили конституционные демократы и они сформировали управление первой Думой. Председателем Первой Думы был избран Сергей Андреевич Муромцев, профессор права и член КДП-НС.

Участие граждан в выборах было очень активным — 50—67% от числа избирателей, от губернии к губернии. Александр Александрович Кизеветтер писал в связи с этим: «Русскую провинцию нельзя было узнать. Исчезла вялая монотонность. Теперь и здесь бурлила жизнь, хотя нажим администрации чувствовался в провинции, гораздо сильнее, нежели в столице». А в сам день голосования он сказал в Москве: «Избиратели шли к урнам густо. Я видел, в каком торжественном настроении подходили многие к урне, чтобы исполнить свой гражданский долг».

27 апреля 1906 года в Георгиевском зале Зимнего дворца Император приветствовал всех депутатов Думы. С одной стороны стояли выбранные депутаты Думы, а с другой стороны стояли государственные люди — царедворцы, вельможи, министры. Сохранились воспоминания об этом событии, в том числе министра финансов Коковцева, который, даже будучи человеком довольно либеральным, был потрясен: никогда Зимний дворец такого не видел, чтобы стояли люди в каких-то сапогах, опорках, чуть ли не в лаптях, в рабочих тужурках или в крестьянских тулупах. Такого не видели!

И этот детина смотрел на одетых в мундиры придворных, на их золото и шитье не с восторгом и не со страхом, а с плохо скрываемым отвращением и презрением. Это — очень страшный знак: Россия была расколота, разделена.

Николай Александрович в своем приветственном слове сказал: «Всевышним промыслом врученное мне попечение о благе отечества побудило меня призвать к содействию в законодательной работе выборных от народа. С пламенной верой в светлое будущее России я приветствую в лице вашем тех лучших людей, (а он поплевывал семечки) которых я повелел возлюбленным моим подданным выбрать от себя. Посвятите все силы на самоотверженное служение отечеству для выяснения нужд столь близкого моему сердцу крестьянства, просвещения народа и развития благосостояния, памятуя, что для духовного величия и благоденствия государства необходима не одна свобода, необходим порядок на основе права. Приступите с благоговением к работе, на которую я вас призвал, и оправдайте достойно доверие царя и народа. Бог в помощь мне и вам».

Торжественно открывал Муромцев и первое заседание Думы. Он говорил, кланяясь Государственной Думе: «Не нахожу в достаточной мере слов для того, чтобы выразить благодарность за ту честь, которую вам, господа, было угодно мне оказать. Но настоящее время — не время для выражения личных чувств. Избрание председателя Государственной Думы представляет собой первый шаг на пути организации Думы в государственное учреждение. Совершается великое дело. Воля народа получает свое выражение в форме правильного, постоянно действующего, на неотъемлемых законах основанного законодательного учреждения. Великое дело налагает на нас и великий подвиг. Призывает к великому труду. Пожелаем друг другу и самим себе, чтобы у всех нас достало сил для того, чтобы вынести его на своих плечах на благо избравшего нас народа, на благо родины. Пусть эта работа совершится на основах подобающего уважения к прерогативам конституционного монарха. И на почве совершенного осуществления прав Государственной Думы, истекающих из самой природы народного представительства».

Дума объявила себя, в рамках закона, конечно, независимым органом. Не «взбесившимся принтером», а полной собственного достоинства организацией, которая, имея за своими плечами, пусть цензовое, но избрание людьми, открывает перед собой возможность организации новой русской жизни. Не попытка заработать денежки, контракты, карьеру, услужение власти, (а ведь соблазн-то был!), а желание осуществить свою миссию даже ценой серьезных потерь. Вот так себя вели и председатель, и депутаты той русской Думы.

Тысячи телеграмм были посланы в их адрес со всей страны. Я приведу одну, посланную старейшим первосвятителем христианской церкви на территории Империи, 90-летним армянским патриархом-католикосом Мктрычем Хримианом. Он писал: «В высокий знаменательный день вступления великой России в семью конституционных государств молитвенно приветствую Государственную Думу от имени своего народа и своей церкви армянской, неразрывными узами связавших судьбу свою с великим русским народом. Да благословит Господь дела членов Первой Думы на благо и счастье всех граждан возрождающейся к новой жизни Российской Империи. И да исполнится завет пророка: «пусть как вода течет суд, и правда как стремительный поток» [Амос 5.24]».

К сожалению, реальность политическая была значительно ниже этой высокой планки. Но важно, что планка была поставлена. И было стыдно спускаться намного ниже. Хотя циничный Милюков тут же разыграл, и даже говорил об этом, следующую пантомиму: «Мы играем на сцене, а шум за сценой создают другие». Имеются в виду революционеры, которые в выборах не участвовали. Они продолжают штурмовать власть, а штамповать решения, на которые власть вынуждена соглашаться из-за того, что на нее оказывается давление революционной массой, вот это будут делать думцы.

Председатель Совета министров Иван Логгинович Горемыкин, (Витте перед выборами отстранили от власти) вообще не являлся в Думу. И единственным ответом на радикализм Думы явился ее роспуск. Первая Дума была распущена 9 июля 1906 года, просуществовав 72 дня. А ведь как торжественно она открывалась, как торжественно она формировалась!

Ариадна Тыркова-Вильямс, первая женщина член ЦК кадетской партии, через 40 лет, в эмиграции, став глубоко православным человеком, писала о работе Первой Думы: «Неостывшие бунтарские эмоции помешали либералам исполнить задачу, на которую их явно готовила история: войти в сотрудничество с исторической властью и вместе с ней перестроить жизнь по-новому. Но сохранить предание, преемственность, тот драгоценный государственный костяк, вокруг которого развиваются и разрастаются клетки народного тела. Кадеты должны были стать посредниками между старой и новой Россией, но сделать этого они не сумели и не хотели. Одним из главных препятствий было расхождение между их трезвой программой и бурностью их политических переживаний».

Впрочем, умные люди, тот же Сергей Юльевич Витте, знали, что от первого парламента не получится спокойного законодательного учреждения. После двухсот лет притеснений, гонений, невозможности высказаться первый парламент превратится в митинг, как превратился, кстати говоря, и Верховный Совет в 1989-90 годах. И это нормально.

Витте еще 9 октября, за полгода до созыва Думы предупреждал Государя, чтобы он не особенно огорчался, что делового характера работы в Думе сразу не получится. И с этим надо считаться, как с непреложным фактом: «В стране слишком наболели общие вопросы. Выборные придут в Думу именно для суждения о них».

IV.

Между первой и второй Думой было так называемое «Выборгское воззвание». 10 июля 1906 года, на следующий день после разгона Думы, собравшись в Выборге, примерно 220 депутатов приняли воззвание, в котором призвали к гражданскому неповиновению. Оно называлось «Обращение к гражданам России». Оно никакого эффекта не имело. Никто это воззвание не стал слушать, но оно имело один очень печальный результат — большинство их этих людей, 169 человек, привлекли к суду за призыв к бунту. Двоих оправдали, 167 объявили виновными. Они точно были виновны — призвали не платить налоги, не идти в армию. Их осудили каждого на три месяца. Срок небольшой, но одно было очень неприятно. По законам российского государства, те, кого осудили и посадили, не имели права впредь занимать никакие выборные должности.

И, надо сказать, это навсегда научило депутатов. Больше они никогда так не поступали. А поступить был огромный соблазн, потому что вот — выборы во Вторую Думу. (карта выборов). В выборах в эту Думу участвовали и социал-демократы, и эсэры (единственные выборы, в которых участвовали эсэры), и крайне правые. Страна еще более радикализовалась. Она действительно расколота. И теперь кадетских умеренных губерний совсем немного.

Кадеты получили только 98 мест в Думе. Много получили «октябристы» крайне правые. «Октябристы» и умеренные получили 44, крайне правые — 10, беспартийные правые — 50 мест. Польское коло получила 46 мест. Мусульманская группа — 30, «трудовики» — 104. Социал-демократы получили 65 мест. Эсэры — 37. Народные социалисты — 16. Казачья группа, близкая к эсэрам — 17. То есть, левые, от «трудовиков» до казачьей группы, главенствовали в Думе. Им противостояли правые, а умеренные были очень слабы. Национальные группы нельзя полностью считать умеренными, хотя польская группа была ближе к кадетам, но она преследовала свои политические цели и часто блокировалась с левыми.

В итоге, работы правительства со Второй Думой совсем не получилось. Хотя на выборах председателем Думы на этот раз выбрали кадета Федора Александровича Головина, а не более правого Николая Алексеевича Хомякова. Но Дума была еще более радикальна, и правительство, в конечном счете, обвинило Думу в том, что в ней зреет политический заговор левых, что левые просто хотят совершить революционный переворот. И потребовало снять депутатскую неприкосновенность с целой группы левых депутатов — 50-60 человек, для проведения следственных действий. Дума отказалась это сделать. Она предложила создать думскую комиссию, которую должен был возглавить Кизеветтер. Власть не стала ждать. А революция продолжалась.

Столыпин, который к тому времени был уже председателем Совета министров, попытался смягчить ситуацию, объединить кадетов и правых вместе, пригласив их к участию в правительстве. Он пригласил целую группу людей: князя Дмитрия Павловича Долгорукова, Василия Алексеевича Маклакова, Головина, Петра Бернгардовича Струве, Челнокова, Кизеветтера, Кисленко, Шипова, графа Гейдена, которые не могли баллотироваться, потому что они подписали «Выборгское воззвание». Он их пригласил участвовать в правительстве, но основные роли: министра внутренних дел, который занимался наведением общественного порядка, управление полицией, он оставил за собой. Некоторые либеральные политики готовы были пойти на компромисс, понимали, что это надо сделать. Граф Гейден призывал к этому, но другие сказали: «Нет-нет, министерство внутренних дел — нам». А Столыпин прямо говорит: «Я вам мог бы его отдать, но вы же не удержите. Все рухнет». А либералы говорят: «Нет-нет, удержим!». 1917-й год показал, что Столыпин был прав: либералы Россию не удержали. Поэтому Столыпин, имея государственное чувство, а отнюдь не желание властвовать, отказался от переговоров.

В ночь перед роспуском Думы Столыпин и вожди либерального центра встретились, пили чай.

На этой встрече — то был драматический момент, потому что второй роспуск Думы в течение года, это что-то очень серьезное — Столыпин сказал Челнокову, Маклакову и Сергею Николаевичу Булгакову: «Есть вопрос, в котором мы с вами все равно согласиться не можем. Это аграрный вопрос. На нем конфликт неизбежен. К чему тянуть?». И это было правдой. Столыпин имел совершенно другую аграрную программу, чем кадеты. Она была не программой отчуждения земель, а выращивания нового крестьянского земельного собственника. Это была альтернатива наиболее живая и верная в тех условиях: наделять именно не общинной, а частной собственностью как можно больше людей, совершить то, что называется в политическом учении «диффузией собственности». Распространить частную собственность на максимально широкий круг людей и таким образом упрочить реальную демократию. То, чего нет сейчас. Тогда собственники-крестьяне требовали земли, чтобы восстановить справедливость. Аграрный вопрос. «На нем никогда не сойдемся». Столыпин принял решение, и это решение оказалось почти успешным. Не хватило двадцати лет без войны — впереди оставалось только семь мирных лет, а Петру Аркадиевичу оставалось жить еще только четыре года.

V.

3 июня 1907 года Вторая Дума распущена. Произошел так называемый «третьеиюньский переворот». Факт переворота никто не отрицал. Не потому, что была распущена Дума. Это мог Государь делать. А потому, что он не мог менять избирательный закон. По Основным государственным законам он не мог по 87 статье менять Основные законы и избирательные законы. Избирательные законы могли менять только Дума и Госсовет. Пусть с его почина, но он не мог это делать сам. Он это сделал, тем самым нарушив Основные законы государства. Но это было сделано не потому, что Государь был фанатиком монархической абсолютистской власти. Это произошло потому, что стало ясно: революция произойдет не на улице, а в зале Таврического дворца, в Думе, к этому все шло… Если Вторая Дума была радикальнее Первой, то Третья была бы радикальнее Второй. Демагоги того времени сказали бы народу: берите землю. Поэтому альтернатива была непроста: или восстановить абсолютистский режим, многие предлагали это сделать Государю, но Столыпин был категорически против; или изменить избирательный закон таким образом, чтобы в результате выборов в Думу пришли более лояльные существовавшей тогда власти депутаты, чтобы в Думе число сторонников медленных реформ, сторонников власти, было больше, чем число радикалов. Такая была задача.

Это говорило о страшном нездоровье старого русского государства, которое сознательно поддерживалось только несколькими процентами населения. Остальные были против, они жаждали кардинальных реформ вплоть до революции и республики, и, по крайней мере, земельных реформ и трудовых реформ.

Сам император назвал новый избирательный закон «похабным». По третьеиюньскому закону было ещё сужено представительство. Общее число депутатов уменьшено почти на 80 человек: с 524 до 442. В первых двух Думах крестьяне имели 42% мест, в Третьей и Четвертой (Четвертая — после 1912 года) — 22,5%. Крупные землевладельцы имели — 31%, а теперь — 51%. Представительство городских избирателей — не изменилось — 24,5%, но теперь они были разделены на две курии по уровню богатства, и более богатые, хотя их числено в населении городов было немного, теперь в Думе были в большинстве. Рабочие имели 3% мест, стали иметь 2%. Количество городов с прямыми выборами было сокращено с 26 до 7 — Москва, Петербург, Киев, Одесса, Рига, Варшава и Лодзь. Голос одного землевладельца теперь приравнивался к голосам 7 горожан, 30 крестьян и 60 рабочих. Национальные окраины очень сильно потеряли. Польша вместо 26 выбирала 12, Кавказ вместо 29 — 10, Сибирь и Дальний Восток вместо 22 — 15, Средняя Азия, Казахстан, Якутия, которые раньше выбирали 24 депутата, теперь не выбирали ни одного.

потому что большинство было заинтересовано в сохранении основ государства, которое было сформировано Манифестом 17 октября. Между Столыпиным и большинством Думы были очень серьезные дискуссии. И в ней были представлены и левые. Состав Думы суммарно такой: правые и «октябристы» — 225 голосов, конституционно-демократическая партия — 52, национальные партии — 26, «трудовики» — 14, социал-демократы — 14.

И прошли благополучно выборы в Четвертую Думу по этому же закону. В Думе оказалось чуть больше кадетов, но в целом, это, конечно, тоже правая Дума. Она тоже благополучно работала даже во время войны. Когда-то Черчилль сказал: «Одно из главных моих оружий в борьбе с тоталитарным Рейхом это сохранение английской демократии во время войны». Вот во время Мировой войны 1914-1917 гг. сохранялась и русская демократия. Причем, свободная русская демократия, в которой тот же Милюков мог с трибуны произносить филиппику власти «это глупость или преступление?». Четвертая Дума чуть-чуть не дотянула до конца срока.

6 октября 1917 Дума формально завершила свой срок, так ни разу и не собравшись после отречения Государя 2 марта.

VI.

И, наконец, Всероссийское Учредительное собрание. Вот тут как раз Россия оказалась чуть ли не впереди всего мира, дав избирательные права женщинам, снизив возрастной ценз с 25 до 20 лет, убрав все цензовые ограничения — национальные, исповедные, социальные. (карта выборов в Учредительное собрание)

И вот результат: полная победа эсэров — 40,4%, из 677 мест, по выборам которых у нас есть данные, эсэры получили 347. Кроме губерний в выборах участвовали еще и фронты и флоты — право голосовать дали военнослужащим действующей армии. Флоты и фронты приближенные к Петербургу голосуют за большевиков, а подальше от Петербурга всюду побеждают эсэры.

Украинские националисты, в основном, украинские эсэры, которых возглавлял Александр Севрюк, забытый герой украинской демократии, они получили 81 место в Учредительном собрании и 7% голосов по всей России. И во всех украинских губерниях, кроме Таврической и Херсонской, они главенствуют.

Большевики получили 24% голосов.

КДП-НС получила 4,7% голосов и 17 мест. Партию на выборы ведет Павел Милюков. КДП-НС неплохо выступила в городах. В Санкт-Петербурге она заняла второе место, собрав почти 30% голосов, в 11 из 38 губернских городов КДП-НС вышла на первое место, в том числе в Воронеже получила 58% голосов, в Калуге — 49%.

Меньшевики очень плохо выступили. Юлий Мартов и его партия получили только 2,6% голосов. Они уже были никому не нужны. Получили, правда, 18 мест. Даже больше, чем конституционные демократы. Получили больше, потому что они были более концентрированы и а кадеты были рассеяны по всей стране;

Грузинские социал-демократы получили 1,5% голосов и не получили мест в УС.

Не получили мест и другие национальные партии, — мусаватисты (1,4%), дашнаки (1,3%), партия Алаш орда в Казахстане (0,9%).

Либеральные партии получили 2,8% мест; независимые, в том числе христианские партии, — 10,2% мест.

Шла революция и война, но выборы были в целом честные. Только 29 ноября 1917 года руководителя избирательной комиссии Николая Николаевича Авинова, человека абсолютно неподкупного, сменил, по приказу Ленина, «замечательный» человек Моисей Соломонович Урицкий, но уже было поздно, выборы в основном прошли.

Вот когда котел взорвался, он дал такую картину: всеобщая революция. И эсэры, и большевики, и меньшевики, и украинские эсэры — все за одно: принудительное отчуждение земли без любого выкупа. Кадеты побеждают в городах, где проблема земли не стоит, там больше интеллигенции. А народ жаждет собственности. Вопрос собственности на окраинах, там, где эти окраины еще остались в составе России, (Польшу и Литву уже захватили немцы), вопрос собственности и национальных прав. В Якутии побеждают якутские националисты. В Казахстане — казахские националисты. То же самое в Грузии, потому что социал-демократы грузинские это, на самом деле, те же самые националисты грузинские, не надо обольщаться. И в Армении — левые, но тоже националисты. В Азербайджане — то же самое. В Украине — то же самое. То есть побеждают левые, те кто за «черный передел». А инородцы еще и за автономию своих областей. Это — главные идеи России. Эти идеи царская власть не смогла осуществить. И потому — полная гибель исторической России в вихре тотальной революции.

Ошибки властителей привели 9/10 граждан России в состояние ожесточения против исторической власти и, примерно 4/5 русских людей видели выход для себя в полном революционном переустройстве жизни, безжалостно отказываясь от прошлого. «Решилась Расея!» — эти слова можно было в те месяцы слышать повсюду. Потому и голосование за большевиков и эсэров.

***

Мы сейчас, близко ли, далеко ли, но стоим перед перспективой восстановления демократии в России. Перед нами стоят другие проблемы. Вопрос земли впрямую не стоит. Проблема недвижимости, проблема прав на собственность, которая была до революции, забыта. Есть советская проблема незаконности любой частной собственности: «любая частная собственность — грабеж». Как от этого перейти к государству демократическому, к законному, справедливому и широкому распределению частной собственности? Если не сделать этого, если 9/10 наших граждан оставить не просто малоземельными крестьянами, как в 1917 г., а чистыми пролетариями, у которых нет ничего кроме их рук и головы, то новая диктатура неизбежна. А цензовая демократия только для богатых собственников не пройдет в России больше никогда.

Это огромная проблема! Никаким ура-патриотизмом ее не решить надежно и надолго. Как и в ту первую русскую думскую эпоху два эти вопроса вновь вернутся к нам во всей своей полноте — права на приносящую доход собственность и права национальностей. Это — реальные проблемы перед всеми нашими русскими политиками, если они думают не о чепухе, и не о том, когда их пригласит Путин стать премьер-министром, (никогда не пригласит, никогда не попросит, не обольщайтесь, дорогие господа!), а думают о том, как организовать будущую Россию.

Перед нами стоит проблема того же масштаба, что и в начале ХХ века: или диктатура, при которой небольшая кучка олигархов будет делать все, что хочет, или — взрыв и непонятно что, но что-то похожее на русский бунт 1917-20 гг., или очень разумные реформы в области собственности и межнациональных отношений¸ осуществленные сверху. Революция сверху, левая политика правыми руками — это именуется по-разному. И это иногда (только иногда!) удается осуществить. У нас в начале ХХ века не удалось. Новая попытка через сто лет?

И именно этот вопрос, а ничто иное, — главный вопрос русской политики. Как тогда это был главный вопрос, той русской политики, и только сейчас он стал проблемой русской истории, и как анализируемое прошлое, быть может, чему-то научит нас.