В первые месяцы после начала СВО общество было взбудоражено. Все социологические опросы показывали внимание общества к происходящему. Тогда же, весной 2022 года, произошел резкий взлет числа уезжающих из России. За очень короткое время страну покинуло несколько сотен тысяч ее жителей — преимущественно жителей крупнейших городов, высокообразованных. Это была та самая «утечка умов», о которой говорили и раньше, но тогда это был ручеек, теперь он превратился в реку. Что касается основной части общества, то большинство приняло происходящее без особого подъема, хотя были и те, кто воспринял это восторженно, но большинство было спокойно. Тем более что тогда большинству казалось, что это ненадолго, пройдет несколько месяцев — и военные действия закончатся.
Если описывать массовые реакции, то они напоминали отношение к изменениям погоды: да, лучше когда тепло и солнечно, но и дождь — это тоже нормально, поскольку неизбежно. Осенью того же года, после объявления частичной мобилизации, произошел новый пик эмиграции, это снова были сотни тысяч человек, но для десятков миллионов это не стало ударом. Даже те, кто не хотел мобилизации своих близких, отнеслись к этому как к чему-то неизбежному, а потому почти нормальному. На позитивное отношение общества существенно повлияли два обстоятельства: идеологическое и экономическое. Первое объяснялось пропагандой через СМИ, что Россия ведет борьбу не столько со своим соседом, сколько со странами НАТО, прежде всего США. А второе —
это большие выплаты участникам СВО, огромные по меркам российской провинции, где за короткий срок можно было заработать столько денег, сколько в обычной ситуации требовало многолетней работы.
Именно это стало причиной довольно большого числа желающих, преимущественно из небольших населенных пунктов, заключить контракт и пойти в действующую армию.
Прошел еще год, наступила осень 2023 года. Со времени начала СВО прошло полтора года, это большой срок. Больших взлетов эмиграционной активности уже не происходило, отток стал плавным и не очень большим. Скорее всего, ресурсов для массовых отъездов уже не осталось. Имеющие возможность уехать из числа несогласных в основном исчерпались. Главное, чем можно охарактеризовать ситуацию в обществе: это уверенность, что СВО продлится еще долго или очень долго, а потому для большинства людей это стало новой нормой существования.
Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»
Можно с уверенностью назвать это адаптацией и принятием. Если в марте 2022 года, согласно результату Всероссийского опроса общественного мнения, проведенного «Левада-центром»*, только 35% взрослых россиян не следили за происходящим в Украине или следили без особого внимания, то начиная с марта 2023 года этот показатель стабилизировался и колебался вокруг 50%, причем внимательно следящих немного — от 11 до 17%. При этом доля внимательно следящих среди телезрителей отличается от тех, кто использует другие источники информации, но среди всех они составляют меньшинство. Так, в феврале 2024 г. доля внимательно следящих была максимальной у телезрителей (24%), а минимальной у пользователей социальных сетей (14%).
Представляется, что когда говорят и пишут о расколе современного российского общества, то это большое преувеличение. Да, опросы постоянно показывают наличие группы россиян, не поддерживающих СВО, но это группа в процентном отношении не очень большая, в течение двух лет в сумме совсем не поддерживающие и скорее не поддерживающие составляют не более 1/5 против 3/4 поддерживающих.
Конечно, за поддержкой СВО скрывается разное отношение к ней: от нейтрального до резко положительного, это не точка, а довольно широкий континуум, но эти люди в любом случае приняли ситуацию и не стремятся ее изменить.
Но хотелось бы немного более подробнее остановиться на несогласных остающихся, на том, что они чувствовали осенью 2023 г., через полтора года жизни в условиях СВО. Начиная с мая 2022 года мною было проведено три онлайн-опроса оставшихся в России (преимущественно высокообразованных жителей Москвы и Санкт-Петербурга), последний из них прошел в ноябре 2023 года. Всего в трех этих опросах приняли участие более 2200 человек, некоторые из них отвечали на вопросы анкет неоднократно.
Полтора года — это большой срок жизни в новых условиях, своего рода адаптация произошла и у них, тем более, что они уверены: это очень надолго, если не навсегда. В начале СВО все они описали свои чувства как шок, страх и ужас, а также (несколько реже) как непонимание, депрессию, безысходность, боль, бессилие и тоску. Осенью 2023 г. острое чувство шока ушло, оно не может длиться долго. Преобладать стали безысходность, бессилие, даже обреченность, остались страхи и чувство ужаса, но появились также адаптация и принятие неизбежности, а также безразличие, в очень редких случаях — надежда на лучшее.
Как весной и осенью 2022 года, так и в конце года 2023, остающиеся несогласные боятся, прежде всего, усиления репрессий, введения еще более жестких санкций к инакомыслящим, которые пока не воспринимаются как массовые. Есть страхи, хотя далеко не все их разделяют, что все это может начаться вскоре после мартовских президентских выборов, хотя не могут объяснить, что мешало в ситуации достаточно массовой поддержки президента в обществе перейти на новый этап ужесточения режима до выборов, почему именно выборы развяжут властям руки. А вот чего не боятся, причем на протяжении всего времени исследования, так это безработицы, бедности, вообще резкого ухудшения уровня и качества жизни.Пока еще этого они не почувствовали, и им не кажется, что это грозит в ближайшее время.
Если коротко описать настроение образованных несогласных, то можно их определить как абортированное будущее, будущее, которого не будет. Все будет так же или еще хуже. И это касается не только 2024 года, людям кажется, что это навсегда.
Или, перефразируя название известной книги А. Юрчака, это навсегда, пока по каким-то причинам не кончится. А вот почему и как кончится, будут ли эти изменения к лучшему, понимания нет.
Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»
Хотя мы обсуждаем ситуацию конца прошлого года, не могу не коснуться феномена похорон Алексея Навального и что он значит для того круга, к которому принадлежат мои респонденты.
Ощущение беспомощности и безнадежности, своего рода медицинской или социальной депрессии, в которой находится большинство образованных несогласных, связано не только с неспособностью что-то изменить. Оно связано также с чувством социального одиночества, отсутствием сообщества.
Пусть многие говорят и пишут, что социологические опросы все врут, что на самом деле поддержка гораздо ниже, чем об этом сообщают их результаты, но в глубине души большинство понимает, что это самообман, что поддерживающих большинство, а они в меньшинстве. Во время всех политических акций начиная с 2011–2012 гг. их участникам было важно оказаться рядом с единомышленниками, почувствовать, что их немало.
С начала СВО казалось, что это стало абсолютно невозможным, теперь остается только узкий круг надежных друзей, с которыми можно поделиться своими чувствами и мыслями. Когда стало известно о смерти Навального, это снова стало шоком для представителей этой группы, чувство шока вернулось. А когда появилась информация о времени и месте похорон, реакцией на шок стало желание хоть на короткое время, но выйти из состояния бессмысленности и безысходности, символическим действием, но заявить о себе, преодолев привычный уже страх. Большинство было уверено, что людей будет мало, потому что степень риска и опасности казалась очень высокой, но, оказавших среди тысяч своих единомышленников, тоже сделавших этот шаг, они поняли, что не одиноки. И это оказалось для них стимулом жить дальше, пусть даже завтра все будет так же, как вчера.
* Признан российскими властями «иностранным агентом».
