Ссылка длиною в жизнь
Начиная с революции 1917 года огромное количество представителей российской интеллигенции и сферы искусства, предпринимателей и политиков, профессоров и ученых, землевладельцев и влиятельных крестьян оказались в числе тех, кого новая власть стала считать угрозой советскому режиму и причислила к «врагам народа». В период правления Иосифа Сталина их преследование стало явлением национального масштаба. Система ГУЛАГа на пике насчитывала более сотни лагерей с более чем 1,5 млн заключенных.
«Враги народа» принудительно отправлялись в разбросанные по всему СССР лагеря вместе с обычными преступниками и составляли около трети всех заключенных. Одним из последствий этого стало то, что уровень образования населения ГУЛАГа оказался выше, чем в среднем по стране: в 1939 году доля заключенных с высшим образованием составляла 1,8%, тогда как, по данным переписи населения того же года, по всей стране высшее образование имело только 0,6% населения.
После смерти Сталина лагеря начали активно закрываться, а многие бывшие заключенные по совокупности политических, экономических и психологических причин стали селиться в соседних городах и населенных пунктах. Освободившиеся «враги народа» были на государственном уровне ограничены в выборе места дальнейшего проживания.
С экономической точки зрения у них практически не было вариантов дальнейшего трудоустройства, кроме как продолжать работать на промышленных объектах при бывших лагерях. И на психологическом уровне заключенные были привязаны к месту расположения лагеря. Как писал Александр Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГе», ссылка избавила людей от необходимости выбирать себе место жительства.
Парадокс «врагов народа»
Данные о лагерях ГУЛАГа, доступные в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ), позволяют оценить, какую долю заключенных составляли «враги народа», то есть лица, арестованные по политическим мотивам, а какую — все остальные заключенные.
Их соотношение сильно варьировалось в разных лагерях, что было обусловлено скорее политическими, чем экономическими факторами, то есть государство не имело какого-то стратегического плана распределения политических заключенных по тем или иным лагерям. Более того, можно говорить о том, что ни экономические характеристики, ни географические факторы, включая климатические условия, качество почвы или наличие природных ресурсов, не влияли на то, в лагеря в каких регионах ссылались «враги народа».
В нашем исследовании с Пьером-Луи Везина из Королевского колледжа Лондона, чтобы оценить долгосрочные последствия распределения «врагов народа» для благосостояния районов их заключения, мы сопоставили географию и размер лагерей в 1952 году (за год до смерти Сталина, когда система ГУЛАГа находилась в своем «расцвете») с различными региональными данными за период 2000–2018 годов. В частности, мы посмотрели на географию расположения фирм из российской экономической переписи малого и среднего бизнеса 2018 года, данные о ночном освещении за 2000–2015 годы, а также данные обследований домохозяйств и предприятий за 2016 и 2011–2014 годы соответственно.
Результаты анализа показывают, что рост доли «врагов народа» на одно стандартное отклонение (28 процентных пунктов) в соответствующем районе в наше время отражается увеличением интенсивности ночного освещения на душу населения на 58%, прибыли компаний на одного сотрудника — на 65%, а средней заработной платы — на 22%. Большое количество сопоставлений в целом подтверждает положительную связь между долей «врагов народа» в лагерях и показателями экономического развития.
Лагерное наследие
Связь между распределением политических заключенных по лагерям ГУЛАГа и современным уровнем развития районов вокруг бывших лагерей можно объяснить долгосрочным сохранением высокого уровня образования населения, в частности благодаря межпоколенческой преемственности, а также положительным влиянием уровня образования на рост производительности фирм.
Европейский банк реконструкции и развития проводил исследование домохозяйств, в котором респондентов прямо спрашивали о том, были ли их бабушки и дедушки политическими заключенными в советское время. Это исследование позволяет утверждать, что внуки «врагов народа» сегодня имеют относительно более высокий уровень образования (как в свое время более образованными по сравнению со среднестатистическими гражданами были их бабушки и дедушки). Кроме того, больше их проживает в районах тех бывших лагерей ГУЛАГа, где доля политзаключенных была выше.
Альтернативным объяснением полученных нами результатов может быть то, что руководство СССР в период после закрытия ГУЛАГа могло придерживаться стратегии повышенных инвестиций в районы, где в свое время содержалось больше политических заключенных. Увеличение физического капитала в районах с высоким уровнем человеческого капитала могло бы привести к опережающему экономическому развитию.
Однако прямых доказательств этого обнаружить не удалось. Напротив, государственные инвестиции СССР в железные дороги, предприятия оборонной промышленности или университеты в районах бывшего содержания «врагов народа» были меньше, если были в принципе.
Массовое и принудительное переселение людей, имевшее место в раннем СССР, имело долгосрочные последствия для развития районов, куда отправляли политических заключенных.
Спустя шесть десятилетий после смерти Сталина и закрытия системы ГУЛАГа
районы вокруг бывших лагерей с большей долей «врагов народа» среди заключенных — по сравнению с местами, в которых принимали преимущественно обычных заключенных, — имеют более высокий уровень развития и благосостояния,
о чем можно судить по ряду экономических и социальных показателей. Объяснить его (уровень развития) сегодня можно также преемственностью в уровне образования между бывшими политическими заключенными и их детьми и внуками.
Таким образом, страшный период политических репрессий в СССР можно рассматривать как естественный исторический эксперимент, который подтверждает долгосрочную устойчивость высокого уровня образования среди населения и его влияние на долгосрочное процветание соответствующих районов. Другой урок, который мы можем вынести из этого опыта, заключается в понимании того, что политические решения могут оказывать влияние на развитие регионов на протяжении нескольких поколений.
В любом случае сложно говорить о том, что период жестоких политических репрессий в Советском Союзе мог иметь хоть какое-то положительное влияние на экономическое развитие страны в какой бы то ни было перспективе.
Герхард Тевс, профессор РЭШ
