17 марта 2020-го в Москве ждали премьеру франко-канадского мюзикла «Дон Жуан». Билеты на все 10 представлений были проданы практически полностью. Накануне на сцене Государственного Кремлевского дворца закончили монтаж декораций, но еще отстраивали звук, подгоняли костюмы — это были те самые приятные хлопоты, которые предшествуют премьере. Ровно за сутки до нее все закончилось. 16 марта в самый разгар генерального прогона стало известно, что проведение культурно-массовых мероприятий численностью свыше 50 человек в Москве запрещено. Предыдущий запрет от 10 марта ограничивался пятью тысячами зрителей.

Случившееся стало едва ли не единственным случаем в Кремлевском дворце, когда масштабные декорации (разгрузка и монтаж заняли двое суток) были разобраны до начала их эксплуатации. Но прежде артисты записали на их фоне обращение к зрителям: дескать, ехали со всего света, очень ждали встречи, не прощаемся, обязательно вернемся. И исполнили один из главных хитов мюзикла. А потом нервы не выдержали — слезы: на сцене и за кулисами…

Артисты паковали чемоданы. Организаторы ускоренно меняли авиабилеты для всей труппы. В Россию участники мюзикла заезжали из Италии, Испании, Франции, Канады, США и Германии. Границы между странами закрывались стремительно, надо было успеть.

С организаторами проекта «Дон Жуан» (помимо него, они привозили в Москву французский мюзикл «Ромео и Джульетта» и франко-канадский «Нотр-Дам де Пари») мы встречаемся в кафе. В офис не приглашают, там сейчас пусто и уныло. За 8 месяцев без работы мои собеседники, похоже, не очень-то научились сбавлять обороты. С ходу начинают обсуждать последнее предложение из Франции. Оно о сроках — это сейчас самая актуальная для организаторов тема. Сроки сдвигаются, намерение показать мюзикл в Москве остается неизменным.

О финансовых потерях говорят неохотно. Моральная сторона вопроса для них гораздо ощутимей. А ее буквально одной фразой обозначили французские коллеги, позвонив на следующий день после отмены представления: «Ребята, в нашей индустрии это самая драматичная отмена из всех, какие только могут быть». Делиться эмоциями можно долго, но я все-таки спрашиваю и о реальных потерях. Ведь когда запрет выходит, скажем, за год до мероприятия — это одна история. Вливаний как таковых еще нет, а потому и убытки не столь ощутимы. Совсем другое дело, если площадку закрывают накануне премьеры, когда все необходимые вложения сделаны на 100%. В нашем случае финансирование началось за полтора года до приезда мюзикла в Москву. Российская сторона в этом проекте выступала сопродюсером. На заграничной сцене «Дон Жуан» с успехом шел до 2006 года, а потом был свернут. Восстанавливали спектакль по старым записям с помощью приглашенных постановщиков и режиссеров. Деньги вкладывались в разработку и усовершенствование декораций, в аранжировку музыки, кастинг актеров, аренду репетиционных залов в Париже и Мадриде. Артистам оплачивались все репетиции.

«Обидно слышать, — признаются организаторы, — когда говорят: ну а чего такого страшного, мюзикл не состоялся, вы просто не заработали денег. Ну да. Если не считать миллионных вложений». Только в интернете реклама шоу шла год, а были еще телевидение, радио, наружная реклама, оплаченные на полторы недели отели (труппа вместе с техническим персоналом и менеджментом — это почти 70 человек), авиабилеты, транспортировка оборудования из Франции и монтаж, гонорары творческого коллектива… В общей сложности около 150 миллионов рублей. И это были те затраты, вернуть которые невозможно.

«Они ехали к нам, когда уже началась пандемия, — говорит Анна Ващилина, исполнительный продюсер франко-канадских мюзиклов в России. — Ехали из разных мест, боялись (несколько человек в самый последний момент отказались, замену им нашли уже в Москве). И уходили они, по сути, в никуда, в карантин. Конечно, мы заплатили людям гонорар, хотя бы потому, что они добрались. Мы даже суточные артистам выдали. Но вот как раз их продюсер проекта нам вернул целиком. В контракте эти моменты никак не прописаны. Просто не было форс-мажора, связанного с пандемией».

Оказывается, от подобных обстоятельств никто не застрахован.

Артисты не смогли вылететь, отель не принимает постояльцев, концертные площадки свернуты, границы между странами закрыты — как страховать проблемы целого мира по стольким направлениям? Оборудование в Россию привозили, как правило, иностранные фуры: в Париже груз забирали, в Москве выгружали — и сразу же обратно. Каждая фура обходится примерно в 10 000 евро. Умножаем на семь (по количеству машин) и на валютный курс — выходит около 7 млн рублей. После объявленного локдауна вариантов по отправке оборудования назад не было в принципе, поэтому оставили в Москве. А для того чтобы перевезти его на склад хранения, пришлось заказывать транспорт уже на месте и платить за него дополнительно.

И оплата хранения оборудования легла на российских организаторов. Скоро им придется придумывать, как отправлять за границу отдельные составляющие. Уже открылась Корея, и туда едет «Нотр-Дам де Пари», у которого с «Дон Жуаном» один владелец и общий менеджмент.

Возможность работать на 25–50% для концертно-зрелищной индустрии не выход. Чтобы выйти на точку окупаемости, необходимо продать не менее 80% билетов.

Правда, от этого выбора концертников избавили. Правила нынче такие: одним можно — чуть-чуть, другим нельзя — совсем. Крупные площадки, в первую очередь Кремлевский дворец, закрыты — на все 100%. Надо ли говорить, какое количество людей осталось без работы! С российской стороны на мюзиклах задействовано, как правило, 30–35 человек: менеджмент, бухгалтерия, технический персонал, переводчики, администраторы. Основная масса — фрилансеры, а с марта безработные. В таком режиме они будут жить до июня 2021-го, это если повезет.

До пандемии и введения ограничений мои собеседники проводили большие проекты в среднем раз в квартал, и не только мюзиклы. Сейчас проектов нет совсем. Отрасль стоит уже восьмой месяц. А когда снимут запреты, все придется начинать сначала: повторно оформлять и оплачивать визы, покупать авиабилеты и бронировать отели, еще раз платить за рекламу. Тот же самый проект обойдется раза в полтора дороже. Если выйдут в ноль (то есть вернут вложенное), уже хорошо. Но и при таком раскладе готовы работать. Главное, чтобы обозначились хоть какие-то горизонты, ведь гастрольные проекты с иностранными артистами за пару месяцев не верстаются. Мои собеседники на пальцах объясняют, в чем суть и сложность процесса. Например, большое турне мюзикла по всему миру, в которое включены, скажем, Москва, Санкт-Петербург, Сеул, Пекин, Шанхай, Гонконг, Монреаль, Стамбул и еще 30 крупных городов, может собираться минимум год. Забрать у крупной площадки 7–10 свободных дат крайне сложно, если не сделать это заблаговременно.

«Есть большой китайский рынок, канадский, европейский, — продолжает Анна Ващилина. — Артисты не могут сидеть и ждать, когда Москва «откроется». Здесь у них всего неделя, а в Китай они могут уехать на три месяца (в Китае, Корее и на Тайване самое большое количество поклонников французских мюзиклов. — О. П.). Все постоянно должны быть в движении, перемещаться из одной страны в другую, чтобы люди работали. Ведь все сидят на длинных контрактах. Нам в этом смысле легче. Проекты-мюзиклы у нас цикличные, площадки под них букируем на 3–4 года вперед. Уже частично проплачены мюзиклы «Моцарт. Рок-опера» и «Ромео и Джульетта». Теперь все зависит только от снятия ограничений».

И от зрителей. Случился глобальный форс-мажор, говорят мои собеседники, правила игры постоянно меняются. Приходится переносить мероприятие, и нет гарантии, что очередная дата окажется окончательной. По той же причине невозможно обменять купленные билеты.