Арсений Борисович родился в ссылке – глухом северном городе Вельск между Вологдой и Архангельском. Туда на вечное поселение был сослан его отец, ленинградский инженер Борис Рогинский. В 1951 он был второй раз арестован и погиб в тюрьме в Ленинграде. Семье, как это было принято, не сообщили о смерти, и мать Арсения еще четыре года ждала мужа и отправляла передачи – из ссылки в лагеря. Только в 1955-м ей выдали лживую справку о смерти Бориса Рогинского от сердечного приступа и разрешили вернуться в Ленинград.

Арсений Борисович учился в Тарту, самом антисоветском месте Советского Союза. Был одним из любимых учеников Юрия Лотмана, ходил на лекции вместе с Никитой Охотиным, будущим сотрудником «Мемориала», и Габриэлем Суперфином, будущим диссидентом. Что мог изучать советский историк в середине XX века? Конечно, времена достаточно отдаленные, чтобы избежать марксистко-ленинской теории, но при этом достаточно близкие, чтобы вызывать исторические параллели. Рогинский выбрал XIX век, занимался декабристами и народовольцами, делал это, как и все в своей жизни, блестяще. Например, совершил большое открытие, обнаружив в архивах знаменитое, написанное тайнописью письмо Якова Стефановича Льву Дейчу, посланное в 1883 году в Швейцарию из тюрьмы Трубецкого бастиона.

Во всем, что делал Рогинский, был какой-то свободолюбивый, не анти- а внесоветский дух и подтекст. Он не был советским историком, а возрождал независимую историческую науку. Не просто изучал в архивах документы XIX века – а осторожно прощупывал, как получить документы XX-го. Не писал в советские исторические журналы, а вместе с друзьями основал подпольный альманах «Память» - единственное научное издание самиздата, для которого начал тайно собирать архив советских документов.

«Мы знали, что нас интересует не преподносимая нам насквозь изолганная история, а другая, реальная, следы которой скрыты в недоступных нам государственных архивах, может, частично и уничтожены. – позже рассказывал Арсений Борисович в интервью. - Мы понимали: сколько ни прячь, все равно что-то останется на поверхности».

Всего в 1976-1982 годах вышли пять выпусков «Памяти». Ни Рогинский, ни его друзья ни разу не прокололись, не попались стукачам, не выдали тайники с материалами. В апреле 1981 года Рогинского вызвали в ОВИР и вручили письмо с текстом: «Дорогой племянник, приезжай к нам в Израиль». Сотрудник ОВИРа не стал слушать объяснения Рогинского, что у него нет родственников в Израиле, и сказал, что дает ему 10 дней на размышление. Арсений Борисович никуда не уехал: «Сама мысль об отъезде была мне отвратительна почти физически», - говорил он потом. Через 10 дней его арестовали.

Дело возбудили по уголовной статье о подделке документов для доступа к архивам – политического обвинения придумать не смогли, но процесс все равно оказался таким громким, что КГБ пришлось согласовывать его с ЦК партии. Рогинского приговорили к четырем годам лишения свободы и отправили в дальние северные уголовные лагеря, в республику Коми и Мурманскую область. Он отсидел все четыре года. Сборники «Памяти» выходили и после его ареста. Этой осенью в «Новом литературном обозрении» вышла посвященная им монография. В сентябре на ее презентации Арсений Борисович был в «Мемориале» последний раз: по скайпу, из Израиля. Похудевший, осунувшийся, но улыбающийся и с вечной сигаретой в руке. «Мне очень приятно видеть этот зал, который я так давно не видел», - сказал он.

Арсений Борисович основал «Мемориал» сразу после освобождения, в 1987 году, и руководил им все следующие 30 лет. «Он был душой, мотором, мозгом для всех нас, - говорит член правления правозащитного общества «Мемориал» ·Александр Черкасов. - Только вынося его за скобку, мы понимаем, кто был для нас общим множителем. И сейчас трудно осознать, для кого и для чего еще он стал общим множителем. Для гражданского общества. Для рождения демократической России. Для правозащитного движения».

Арсений Рогинский вообще очень много успел. Был свободным в те годы, когда ничто не предполагало свободы. Был честным историком, когда никто не ждал от историков честности. Он превращал лагеря в музеи, потому что музеи воспитывают, а не калечат. Создал московский «Мемориал», чтобы бороться за историческую правду – а получил почти 90 организаций по всей стране, работающих на торжество правды вообще.

Арсений Борисович обладал каким-то удивительным, не поддающимся описанию обаянием и вызывал уважение у всех, с кем встречался, включая своих следователей и конвоиров, профессионально скупых на человеческие чувства.

При всей любви к красоте слов он никогда не бросал их необдуманно. Все, бывавшие у него в «Мемориале», знают, как осторожно и медленно, прохаживаясь взад-вперед по своему кабинету, он развивал мысль, добиваясь максимальной точности, и никогда не настаивая на собственной правоте.

Полтора года назад в разговоре с «Новой» он сказал: «Такое ощущение, что сейчас мне нечего сказать миру, и это ощущение не драматическое. Мне нечего сказать, но есть что делать, и я верю в дело, которое делают самые разные люди и которое в сумме называется «Мемориал». Участие в этом деле он продолжал до последнего дня.

Наши соболезнования коллегам из «Мемориала». Плачем вместе с вами, друзья.