Обывателю показывали Донбасс по телевизору и призывали ехать туда — убивать наших врагов. Так продолжалось почти три года, и только в последнее время постепенно сходит на нет. Хотя боевые действия на востоке Украины не прекращаются, а по обе стороны границы в семьи продолжают идти гробы, российская пропаганда сейчас интересуется этим сюжетом заметно меньше. Так работает цинизм: сначала разжечь войну, затем забыть о ней и заняться другими делами, когда задачи, стоящие перед агитпропом, были скорректированы.

Но после того как спектакль антиукраинской пропаганды подошел к концу, мы заметили на сцене кое-что новое. За три года российское государство успело объяснить своим гражданам, что убивать за правое дело хорошо и приятно. Государство легитимировало насилие, представив фигуру официального врага, которого может уничтожить каждый, хоть Арсен Павлов (позывной «Моторола»), хоть Евгений (псевдоним Захар) Прилепин. В краткосрочной перспективе это решало задачу политической мобилизации, снятие напряженности внутри страны после событий 2012 года за счет консолидации граждан в поддержку внешней политики. Но те, кто у нас по должности должен быть государственным стратегом, давно превратились в тактиков, которых интересует лишь текущий момент и сохранение в нем собственного положения.

За последние годы мы уже привыкли к политическому насилию, которое выходит из-под контроля государства. Хулиганские нападения на активистов и даже политические убийства — это наша новая реальность. Но врагов, «других», от которых нужно зачистить наше здоровое общество, можно искать не только в сфере оппозиционной политики.

Знаковое убийство произошло в московском парке им. Горького — общественном пространстве, которое в нынешнем виде появилось в эпоху медведевской модернизации и которое в последние годы ассоциировалось с модной, европейской Россией. В ходе драки в парке был убит блогер Станислав Думкин: по первоначальной версии, на него напали хулиганы за то, что он был «одет не по понятиям», носил шляпу и очки.

Этот сюжет стал в конце августа одной из главных медийных тем. Погибшего парня бросились защищать даже колумнисты «патриотической прессы», рассуждающие о том, что вот такие вот нападения на людей — это все-таки явный перебор.

Но ведь российское общество готовили именно к такому сценарию:

«Извращенцы», то есть все, кто одет не так, как мы, или говорит непонятные нам вещи, последовательно объявляются вне закона.

Существует объективная причина, в силу которой в Россию возвращается мода на насилие: это падение уровня реальных доходов, которое (вместе с другими признаками социальной деградации) продолжается почти столько же времени, сколько длятся наши геополитические успехи. Когда денег нет, государство превращается в великого бортника, придумывающего все новые относительно законные способы изъятия средств у населения. Новые олигархи становятся «силовыми предпринимателями», отнимающими бизнесы у более слабых конкурентов, для того, чтобы ни на секунду не уменьшать своих привычных аппетитов. Силовики на местах облагают данью предпринимателей, опасающихся, что скоро придут и за ними. А обычные граждане, особенно молодые мужчины, которым нечего терять кроме своих цепей, сбиваются в банды и — как умеют — начинают бороться за место под тускнеющим российским солнцем.

Учиться по мировым стандартам, открыть свое дело или просто честно работать и содержать семью в России становится все сложнее, так что остается полагаться на свои кулаки, на командировку в Сирию или на «пиар», который можно получить, разделавшись с каким-нибудь подвернувшимся врагом. В конце 80-х на фоне гибнущего советского общества самой перспективной профессией уже была служба в рэкете. Сейчас позиции силовых структур и армии еще сильны, не случайно их сотрудникам стараются выплачивать зарплату в первую очередь.

Но силовики уже потеряли инициативу, в тот момент, когда заработала пропаганда. Идеология новейшей России утверждает, что существуют целые классы людей, уничтожать которых правильно. И ни Следственный комитет, ни полиция не могут выступать против такого положения вещей. Консолидация вокруг «украинского вопроса» закончилось, а табу на насилие оказалось снятым. Украинская война обернулась войной всех против всех.