Фальсифицируя единство

Известно, что в России введено единомыслие. В частности, существует только одно правильное мнение по всем вопросам внешней и внутренней политики. Кто с этим мнением не согласен, тот урод. Об этом каждый день рассказывают политические шоу на российском ТВ. Актуальное единомыслие, в свою очередь, объясняется нашим великим прошлым. Историческая правота всегда была за нами, и сегодняшний день не является исключением. Чтобы доказать, что мы не умеем ошибаться, используется закон о борьбе с фальсификациями истории.

Говорят, что на последнем заседании Россий­ского военно-исторического общества, этого самопровозглашенного стража нашего прошлого, главным докладчиком по теме фальсификаций стали представители Генштаба Минобороны РФ. Как отмечает культуролог Виталий Куренной, история становится предметом изучения не ученого, но полководца — театром военных действий. Прошлое понимается как география «собирания русских земель», особенно Крыма. Отсюда — разворачивание грандиозной монументальной истории, памятники князю Владимиру, Ивану Грозному и Сталину. К каждому из них прилагается единственно правильная интерпретация. Владимир никогда не бывал в Москве и бывать не мог, зато крестил Русь. Иван Грозный был хотя и тираном, но наводил порядок. И даже по Сталину, как считается, есть «правильная патриотическая позиция» — дескать, может и совершал преступления, но зато победил в войне.

Вся эта машинка единомыслия ломается, столкнувшись с революционными событиями 1917 года. Никакого «правильного» отношения к ним государственная бюрократия предложить не может. В отличие от Украины памятники Ленину мы не демонтируем, но и новых не открываем. Депутат Наталья Поклонская сцепилась с Геннадием Зюгановым за фигуру вождя: первая считает Ленина тираном, равным Гитлеру, а второй — гением и светочем всего прогрессивного человечества. Еще одному новоиспеченному депутату, вице-спикеру Думы единороссу Петру Толстому пришлось даже делать специальное заявление о том, что, мол, фракция не разделяет мнение Поклонской. Толстой и Поклонская при этом хором ссылались на свободу слова, что выглядит довольно комично. В январе 2016 года Путин, автор тезиса о величайшей геополитической катастрофе, рассказывает ученым о подрывной роли создателя советского государства, Ленина, в русской истории. Годом раньше министр Мединский, автор известной диссертации по историческим наукам, был намерен отмечать столетие русской революции как большой общенациональный праздник и получать под это бюджет.

Наследие революции 1917 года, не вписавшееся в существующую версию официозной истории, демонстрирует, что идентичность и историческая память вообще не могут быть учреждены по указу сверху. Как, к слову, и «российская нация». Ответ на вопрос о том, кто мы такие, растет из общественной дискуссии, из интереса людей к этим вопросам, из живых споров. Но не из «отлитого в граните» набора исторических догм. Казалось бы, опыт СССР, где умели бороться с фальсификациями истории лучше всех, должен был тут чему-то нас научить, но никто не хочет учиться.

Отчасти то же самое верно и в отношении странного праздника 4 ноября. Народное единство реализуется на практике через выдавливание отклоняющихся. Революционный опыт российской истории, как и опыт Гражданской войны, тем временем остается опасно неосмысленным, неразрешенным. И думать про него не нужно — чтобы не случилось какой-нибудь фальсификации.