Председатель все выдумал

Бывший председатель КГБ Крючков, побывав после провала августовского путча в тюрьме, обвинил бывшего секретаря и члена политбюро ЦК КПСС Александра Николаевича Яковлева в том, что у него были недозволенные контакты с западными спецслужбами, а проще говоря, заявил, что академика американцы завербовали, когда он в молодые годы стажировался в Колумбийском университете. Делом занялась Генеральная прокуратура. Следователи истребовали материалы из архивов, запросили Службу внешней разведки.

«Будучи директором СВР, — писал Евгений Максимович Примаков, — я, отвечая на вопрос Генпрокуратуры России, дал задание тем подразделениям разведки, которые могли иметь подобные данные, тщательно проверить все материалы на сей счет. Ответ был однозначный — никаких данных такого рода не было и нет».

Следователи вызвали предшественника Крючкова на посту председателя КГБ генерала армии Чебрикова. Виктор Михайлович на допросе развел руками: ему о вербовке Яковлева ничего не известно. Иначе говоря, Комитет госбезопасности не располагал материалами на сей счет. Крючков все придумал. Профессиональные разведчики над ним смеялись. Бывший заместитель Крючкова генерал-лейтенант Вадим Кирпиченко писал:

Но Крючков так долго рассказывал о том, как завербовали Яковлева, что, наверное, даже сам в это поверил. Не зная, как еще его уязвить, написал: «Я ни разу не слышал от Яковлева теплого слова о родине, не замечал, чтобы он чем-то гордился, к примеру, нашей победой в Великой Отечественной войне». Бывший председатель КГБ, видимо, не отдавал себе отчета в том, что написал. Они с Яковлевым практически ровесники, между ними год разницы. Но Яковлев-то пошел на фронт добровольцем, сражался на передовой, в бою был тяжело ранен и на всю жизнь остался инвалидом. А Крючков, как и Андропов, всю войну удачно провел на комсомольской работе в тылу.

Статья на две полосы

Пожалуй, ни один из руководителей партии и государства последних десятилетий не становился объектом такой безудержной ненависти, как Александр Николаевич Яковлев. Никому не приписывалось столько грехов и преступлений. В политбюро были люди, обладавшие большей властью и сыгравшие в истории страны большую роль, но ненавидели именно Яковлева. Началось это не в перестроечные годы, а значительно раньше, когда в брежневские времена Александр Николаевич занимал важный в партийном аппарате пост первого заместителя заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС.

В ноябре 1972 года в «Литературной газете» появилась статья Яковлева под названием «Против антиисторизма». Две полосы убористого текста стоили ему карьеры. А ведь статья была написана с партийных позиций, и руководители «Литературки» рассчитывали на похвалу со стороны высшего начальства. Поначалу «Правда», главный партийный орган, поддержала статью Яковлева. Но потом в политбюро началась невидимая миру схватка. Секретарь ЦК по идеологии Петр Нилович Демичев обреченно заметил: «Мы еще хлебнем горя с этой статьей».

Автора публикации зачислили в антипатриоты, сняли с должности и на десять лет отправили в приятную, комфортную, но ссылку — послом в Канаду. Иначе говоря, Александр Яковлев получил десять лет с правом переписки. Что же такого написал в 1972 году Яковлев, что ему и по сей день поминают эту статью?

Пятое управление недовольно

Он попал в болевую точку сложных взаимоотношений между партийным аппаратом, КГБ и так называемой «русской партией». К началу семидесятых стали заметны те, кто отвергал не только Октябрьскую, но и Февральскую революцию. Они считали, что 1917 год устроило мировое еврейство, чтобы уничтожить Россию и русскую культуру. С ярыми сталинистами их объединяли ненависть к Западу и евреям, высокомерно-покровительственное отношение к другим народам Советского Союза.

По этим настроениям и ударил в своей статье Александр Николаевич Яковлев. Он выражал мнение той части аппарата, которая боялась откровенного национализма, понимая, как опасно поощрять подобные настроения.

К тому же своей статьей Яковлев вступил в конфронтацию с председателем КГБ Андроповым. К этому времени Юрий Владимирович пришел к выводу, что официальная идеология изжила себя и советским людям необходимо предложить какую-то альтернативу.

КГБ, как пишут историки, осуществил идеологическую операцию по созданию мнимо-оппозиционной националистической альтернативы. Так появилась литература, позаимствованная из эмигрантских и черносотенных источников, где свержение монархии и революция изображались как заговор масонов, ненавидящих Россию. Тем самым было санкционировано распространение в стране националистических и черносотенных настроений. Цель, которую преследовали подчиненные Андропова из 5-го (идеологического) управления КГБ, была достигнута: общество отвлеклось от обсуждения жизненно важных проблем страны и занялось увлекательным делом — выяснением, кто из деятелей нашей истории еврей и масон. Попутно людям втолковывали, что диссидент, либерал, демократ, пацифист, еврей не может быть русским патриотом.

Статьей Яковлева Андропов был крайне недоволен. Руководитель отдела пропаганды, руководствуясь государственными интересами, наносил удар по тем, с кем работало 5-е управление КГБ.

Орден и костыли

Андропов и Яковлев всю жизнь проработали в аппарате, но были совершенно разными людьми. Андропов перед войной уже руководил обкомом комсомола в Ярославской области, где в одной из деревень в крестьянской семье родился Яковлев.

Для него взрослая жизнь началась в 41-м, когда сразу после школы он отправился на фронт. Его отца, воевавшего еще в Гражданскую, призвали через две недели после сына. Александра Яковлева зачислили курсантом Второго ленинградского стрелково-пулеметного училища, уже эвакуированного из Ленинграда. Ускоренный выпуск, два «кубаря», и в начале 42-го отправка на Волховский фронт командовать взводом.

«Тут началось таяние снегов, — вспоминал Яковлев. — Предыдущей осенью и в начале зимы в этих местах были жесточайшие бои. Стали вытаивать молодые ребята, вроде бы ничем и не тронутые, вот-вот встанут с земли, улыбнутся и заговорят. Они были мертвы, но не знали об этом. Мы похоронили их. Без документов. Перед боем, как известно, надо было сдавать документы. Не знаю, кем они считались потом: то ли погибшими, то ли пропавшими без вести, то ли пленными».

6-я отдельная бригада морской пехоты, в которой сражался Яковлев, держала линию фронта рядом со 177-й стрелковой дивизией, а в ней служил будущий министр обороны Дмитрий Тимофеевич Язов.

За последний бой Яковлев получил орден Боевого Красного Знамени, инвалидность и на костылях вернулся в родную деревню.

Почти одновременно орден Трудового Красного Знамени вручили и Андропову — Лаврентий Павлович Берия включил бывшего главного ярославского комсомольца в список награжденных сотрудников Волгостроя НКВД. Юрий Владимирович фронта избежал, всю войну провел в служебном кабинете — возглавлял комсомол Карело-Финской Советской Социалистической Республики.

Яковлеву как инвалиду войны предлагали заведовать кадрами на ткацкой фабрике или на спиртоводочном заводе. На фабрике давали дополнительный паек, на заводе — корм для коровы. Но отец, тоже раненый и лежавший в госпитале, прислал письмо: иди учиться. Поступил в Ярославский педагогический институт. Оттуда его взяли инструктором в обком партии. В 1953 году забрали в Москву, в ЦК. Мать отговаривала: «Не езди туда, скажи, что ребенок маленький родился…»

Андропова, напротив, из ЦК отправили на дипломатическую работу, послом в Венгрию. Яковлев тоже побывал за границей, правда, в более скромной роли — учился в Соединенных Штатах, в Колумбийском университете, потом в Москве, в Академии общественных наук. Защитил кандидатскую диссертацию, затем докторскую.

Он как-то заметил:

— Отказывать я не умею. Мне всегда хотелось помочь людям. Нередко меня обманывали, а я продолжал верить в совесть.

Андропов возглавил отдел ЦК по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран. Яковлев, человек острого ума, прекрасно формулирующий свои мысли, умеющий ладить с людьми, работал в отделе науки, потом в агитпропе. Андропов его далеко обогнал — стал секретарем ЦК, потом председателем КГБ.

Молотов — за, Шолохов — против

Александр Николаевич был человеком, лишенным догматизма и начетничества. Возглавляя отдел пропаганды, прекрасно понимал, что происходит в стране. Он говорил секретарю ЦК компартии Украины Федору Даниловичу Овчаренко (тот записал слова московского начальника в дневник): «У нас созданы условия для безнравственных поступков. Надо начинать с партии (взятки, пьянки, балы). Воспитывается цинизм, а это признак разложения партии».

Хорошо помню, как мой отец, работавший в «Литературной газете», делился вечером впечатлениями от беседы с Яковлевым. Отец, человек неравнодушный и темпераментный, вошел в кабинет руководителя отдела пропаганды со словами:

— Александр Николаевич, молодежи нужны идеалы! А на чем мы можем ее воспитывать?

Мудрый Яковлев посмотрел на него и спросил:

— А ты пробовал без вертушки дозвониться до председателя райисполкома?

Мол, о каких идеалах ты говоришь в бюрократической системе, где ни до кого достучаться нельзя?

Положение Александра Николаевича во властной иерархии было непростым. Брежнев относился к нему с прохладцей. Это тоже имело значение, когда разгорелся скандал после его выступления в «Литературной газете».

Яковлев обвинял представителей «русской партии» в отступлении от классовых позиций, от партийных взглядов. Поэтому его поддержал сталинский соратник Вячеслав Михайлович Молотов. Встретив его в санатории, сказал: статья верная, нужная, Владимир Ильич часто предупреждал нас об опасности шовинизма и национализма.

Выразитель партийных взглядов стал внутри партии мишенью хорошо организованной атаки. Это свидетельство того, какие настроения господствовали уже тогда среди партийного руководства. Эти люди сыграли большую роль в разрушении Советского Союза.

Против Яковлева мобилизовали всех, кто поддерживал «русскую партию», в том числе влиятельных членов политбюро и сотрудников аппарата. Обратились к Михаилу Александровичу Шолохову, чтобы он пожаловался в ЦК: мол, Яковлев обидел честных патриотов. Шолохов написал Брежневу, обратив внимание генсека на то, что «особенно яростно, активно ведет атаку на русскую культуру мировой сионизм как зарубежный, так и внутренний».

Многое зависело от мнения Михаила Андреевича Суслова, второго человека в партии. Позиция Яковлева полностью соответствовала партийной линии. Но Суслову не понравилась самостоятельность Яковлева. Зачем устроил ненужную полемику? Превыше всего ценились осторожность и умение вообще не занимать никакой позиции…

Историю с этой статьей я знаю из первых рук. Ее в «Литературке» опубликовал мой отец.

«Секретарь ЦК Демичев трусливо отступил, «сдал» Александра Николаевича, — вспоминал отец. — А ведь Демичев читал статью предварительно, мы в «ЛГ» трижды ставили ее в номер и трижды снимали. Вел статью я — в порядке исключения, старался что-то отшлифовать, обезопасить автора. Да, Яковлев не напрасно волновался, решив опубликовать свою острейшую статью. Расплатился он не так уж сильно — его отправили послом в Канаду, но в тогдашней идеологической ситуации это была серьезная потеря».

«А не еврей ли Яковлев?»

Александр Николаевич рассказывал мне:

— Когда я был послом в Канаде, тринадцать наших выслали из страны за шпионаж. Андропов на политбюро потребовал снять меня с работы. Суслов, который, кстати, был причастен к моему удалению из ЦК, жестко сказал: «Товарищ Андропов, насколько я помню, товарища Яковлева послом в Канаду назначал не КГБ». Андропов оцепенел.

Годы, проведенные в Канаде, произвели сильное впечатление на советского посла. Он думал: если эти люди сумели так славно устроить свою жизнь, почему мы-то не можем? После смерти Брежнева Горбачев вернул Яковлева в Москву. Александр Николаевич возглавил академический Институт мировой экономики и международных отношений.

— По просьбе Госплана наш институт подготовил доклад на тему: «Что будет с экономикой СССР к 2000 году», — вспоминал Александр Яковлев. — Мы написали, что будет очень плохо, и объяснили почему. В Госплане перепугались до невозможности и вообще пожалели, что к нам обратились.

После избрания Горбачева генсеком, в июле 1985 года, Яковлев вновь возглавил отдел пропаганды, стал секретарем ЦК и членом политбюро. Он совершил немалую эволюцию в своих взглядах. Пришел к выводу, что свобода — важнейшая ценность, права человека должны соблюдаться, а задача государства — вовсе не в том, чтобы давить и подчинять себе народонаселение. Отстаивал эти разумные и либеральные взгляды. Защищал средства массовой информации, которые впервые после 1917 года получили возможность работать профессионально, а не по указанию начальства.

В описании оппонентов Яковлев выглядит терминатором, разрушившим Советский Союз. В реальности же Александр Николаевич был человеком осторожным, не любящим поспешных и резких шагов. «Он отличался рассудительностью и спокойствием, — вспоминал его коллега по аппарату Альберт Беляев. — Никогда не повышал голоса, умел сдерживать эмоции».

Почему же его взгляды и его поведение вызывали особое раздражение? Яковлев не захотел давить гласность и свободу печати, не был антисемитом, не терпел Сталина и националистов. Больше всего его ненавистников обижало то, что это исходило не от какого-то интеллигента сомнительного происхождения, а от ярославского крестьянина. Даже ездили к нему в деревню выяснять, а не еврей ли Яковлев? Вернулись огорченные.

Последние годы жизни академик Яковлев руководил комиссией по реабилитации жертв политических репрессий. Комиссия не только восстанавливала честное имя уничтоженных людей, но и писала реальную историю нашей страны.

Александр Николаевич говорил мне:

— Если пытаться понять Ленина, Троцкого, Сталина и других руководителей, то ключевое слово — «власть». Есть люди, для которых власть — это все. И на пути к власти люди пренебрегают своим достоинством, чужими страданиями. К примеру, заложничество: детей брать от родителей в заложники, нормальный ум может такое придумать? Они оседлали идею строительства коммунизма, счастливого общества. Хотите быть счастливыми? А кто не хочет. Значит, надо идти на жертвы. Сказали: достичь этой цели надо любыми средствами… Вот миллионы и погибли.

Александр Николаевич Яковлев ушел из жизни в октябре 2005 года. Десять лет назад. Невосполнимая потеря.