Замечательный американский историк и писатель Стивен Коэн, известный российским читателям по монографии о Бухарине и другим работам по истории сталинизма, привез в редакцию «Новой газеты» изданную в США книгу «Об ушедшем веке. Рассказывает Ольга Шатуновская» (Составители: Д. Кутьина, А. Бройдо, А. Кутьин. DAA Books, La Jolla, USA). Об этой великой женщине «Новая» не раз писала (см. «Новую газету» от 01.06.2009, 25.01.2010). И тем не менее книга открыла нам много неизвестного и интригующего.

Так, например, мы знали об исчезнувших 64 томах документов, разоблачающих преступления Сталина, которые собрала Шатуновская во время работы в Комиссии Шверника при Комитете партконтроля. Но, оказывается, были еще ее докладные записки членам Политбюро, и они-то сдавались в архив. Значит, хотя опубликованы не были, наоборот, засекречены, где-то они должны сохраниться? Значит, их можно найти? А историческую ценность этих записок переоценить невозможно.

Вот что рассказывала о судьбе своих докладных записок сама Ольга Григорьевна Шатуновская, ее свидетельства вошли в книгу, к сожалению, неизвестную российским читателям.

Ольга Шатуновская о работе Комиссии Шверника

«Комиссия состояла из высокопоставленных людей: не говоря о Швернике, генеральный прокурор Руденко, председатель КГБ — тогда был Шелепин, заведующий отделом административных органов ЦК — это был Миронов, и я пятая. Пять человек. Ну эти члены комиссии непосредственно не работали, а занимались материалами, которые удалось добыть.

Трудно ли было добывать материалы? Нет, было решение Политбюро, открыли все архивы для этой цели. Все архивы были открыты. Мне много помогал по делу об убийстве Кирова помощник Шверника Кузнецов Алексей Ильич, а по делу Бухарина Колесников, контролер из моей группы. Кроме того, некоторых молодых людей из прокуратуры, из КГБ удалось привлечь, очень активных, энтузиастов этого дела.

По каждому процессу была создана маленькая бригада. И вот все процессы были расследованы. Еще до этого был расследован без моего участия так называемый процесс по ленинградскому делу. А уже в компетенцию комиссии входил процесс Тухачевского, процесс Зиновьева и Каменева, процесс Сокольникова — Радека, так называемый параллельный, Пятакова, и вот процесс Бухарина. В итоге была составлена обстоятельная докладная записка по делу Бухарина, и мы разослали ее всем членам Политбюро.

Наутро мне позвонил Никита Сергеевич Хрущев и говорил: «Я всю ночь читал вашу записку о Бухарине и плакал над ней. Что мы наделали! Что мы наделали!»

Ну после этого я была в полной уверенности, что все эти результаты будут преданы огласке, тем более что он и на двадцатом и на двадцать втором съезде говорил о том, что мы все опубликуем. Между прочим, еще до двадцать второго съезда все было готово. Но Хрущев на съезде в своем докладе и в заключительном слове не говорил о том, что все готово, а он говорил только опять, как и на двадцатом съезде, — только в более широком виде, что НАДО все расследовать, НАДО все опубликовать. Когда на самом деле все уже было расследовано и установлено, что все процессы сфабрикованы.

Его окружение, особенно Суслов и Козлов Фрол Романович, который был вторым секретарем ЦК, и члены Политбюро на него влияли. И в конце концов после двадцать второго съезда уговорили не публиковать ни результаты по убийству Кирова, ни результаты по процессам, в том числе по процессу Бухарина, а положить в архив. То есть фактически спрятать. <…>

Почему я до сих пор не опубликовала это? А что именно?

Ну свои докладные записки?

А какое же право я имею, они же были секретные. Разослала членам Политбюро, положила в архив. Я-то как могу их опубликовать?

Ну сейчас-то можно?

Но у меня же их нет.

А вы себе не оставили?

А разве можно сверхсекретные материалы брать домой? Конечно, нет.

Но мне пришлось уйти из ЦК. Я не могла больше там работать. Так же, как и Колесникову, и Кузнецову.

Когда Хрущев сложил все это в архив, настолько возобладали силы реакционные, что работать стало невозможно. Они и сейчас там, все эти записки, — я думаю, по ним и принимались решения, но почему-то оформление было только юридическое. То, что было опубликовано, носило только юридический характер, в печати партийно-политического оформления не было».

Прочитав это, мы решили обратиться к руководителю администрации президента РФ С.Е. Нарышкину с просьбой помочь нам в розыске докладных записок О. Г. Шатуновской членам Политбюро. И несколько дней назад получили ответ из департамента по обеспечению деятельности Архива президента Российской Федерации. Вот он:

«Ваше обращение о розыске писем О. Шатуновской в департаменте по обеспечению деятельности Архива президента Российской Федерации рассмотрено.

Направляю Вам копию двух писем О. Шатуновской на имя А.И. Микояна от 1955 г. и на имя Н.С. Хрущева от 1962 г., опубликованных в сборнике, изданном Международным фондом «Демократия», «Реабилитация: как это было» (т. 2, М., 2003).

Других писем О. Шатуновской в Архиве президента Российской Федерации не имеется.

Приложение: копии писем на 4 л., только в адрес».

Подписан ответ начальником департамента А. Степановым.

Воспроизводим присланные нам документы.

Письмо О.Г. Шатуновской Н.С. Хрущеву*

«22 мая 1962 г.

Дорогой Никита Сергеевич!

Сдавая, перед уходом из Комитета партийного контроля**, важные документы, собранные при изучении обстоятельств убийства т. Кирова, считаю своим долгом сказать Вам, что особого внимания заслуживает следующее: в период после XX, а также после XXII съездов партии в Комитет Партийного Контроля поступил ряд материалов, убедительно говорящих о том, что злодейское убийство т. Кирова было организовано Сталиным через 10 месяцев после XVII съезда, вследствие того, что во время этого съезда ряд руководящих деятелей нашей партии вели переговоры с Сергеем Мироновичем о перемещении Сталина с поста генерального секретаря на пост пред[седателя] Совнаркома (взамен Молотова) и о выдвижении генеральным (или первым) секретарем т. Кирова. Эти переговоры основывались на мнении многих деятелей, что Сталин стремится к единовластию в партии, используя для этого борьбу партии против оппозиции, и поэтому необходимо выполнить завещание Ленина о перемещении Сталина с поста генсека.

Эти переговоры стали известны Сталину, что и побудило его убить Кирова, а затем истребить большинство Центрального Комитета и актива нашей партии.

Подробно сообщили об этих переговорах тт. Андреев, Чагин, Верховых и другие.

Часть этих материалов была приведена в нашей докладной записке (февраль 1961 года) еще до XXII съезда. После съезда разысканы документы, полностью подтверждающие эти факты.

Среди них наиболее важными являются следующие:

Собственноручная краткая запись А.Севастьянова, близкого друг С.М. Кирова, сделанная им в июне 1956 года незадолго до своей смерти, гласящая: «Гибель Серго Орджоникидзе и Сергея Мироновича Кирова, с которым я был близким товарищем и другом. Разговор в 1934 году с С.М. Кировым о том, что на 17-м съезде к нему подходили секретари обкомов и другие члены съезда, вели разговор о том, чтобы систему руководства восстановить, как было при Ленине, т.е. должен быть генеральный секретарь КПСС — предлагали быть С.М. Кирову — и председатель Совета Министров — Сталин».

Эта запись разыскана женой т. Севастьянова в его бумагах и вместе с фотографией его, стоящего вдвоем с М.Л. Маркус (женой т. Кирова) над гробом Сергея Мироновича, а также другими документами, свидетельствующими о большой близости т. Севастьянова с т. Кировым, получены нами.

А. Севастьянов подробно рассказал об этом разговоре с ним Кирова друзьям Кирова — П.И.Чагину и А.А. Андрееву, а также своей жене, что последние и изложили в документах.

2. Заявления бывшего помощника т. Ворошилова — Хмельницкого, его жены, а также вдовы т. Штерна. Все они сообщили, что Штерн присутствовал вместе с Ворошиловым при допросе Сталиным убийцы тов. Кирова — Николаева в Смольном на другой день после убийства. По словам Штерна, на этом допросе Николаев заявил, что убил Кирова по заданию органов НКВД.

Жена т. Штерна пишет: «По возвращении из Ленинграда муж мой говорил, что Николаев, убивший Кирова, валялся в ногах, умоляя пощадить его, ибо он, убивая С.М. Кирова, действовал в соответствии с полученным приказом. Насколько мне помнится, упоминалось, что приказ был получен от руководящих работников НКВД».

Т. Хмельницкий пишет: «Гриня (Штерн) рассказывал, что когда в кабинет, где находились Сталин, Молотов и Ворошилов, привели убийцу Кирова Николаева, то Сталин набросился на него и стал ругать и поносить Николаева, как это он посмел убить т. Кирова, — тогда Николаев на коленях перед Сталиным, плача, говорил: «Товарищ Сталин, я же выполнил задание партии». Я припоминаю, что это мне рассказывал Штерн. Когда Г.М. Штерн вернулся в СССР из Испании, он не знал и не понимал, что происходит и что произошло в РККА, и мы с ним говорили в свете этих событий… Штерн тяжело переживал гибель лучших полководцев, многих он знал лично. Возможно, что он еще раз мне рассказал о сцене, которую он лично наблюдал в Ленинграде в декабре 1934 года после убийства С.М. Кирова».

О фактах, подтверждающих, что убийство т. Кирова было организовано Сталиным и осуществлено через работников НКВД, сообщили письменно многие другие товарищи.

Опарин Н.С. — со слов б[ывшего] прокурора Ленинградской обл[асти] т. Пальгова (Пальгов покончил в 1936 г. самоубийством);

Кирчаков Л.П. — со слов известного чекиста Ольского;

ленинградская писательница Гнедич — со слов жены Медведя; и многие другие.

Все эти документы имеют большое историческое значение.

Ибо я глубоко убеждена в правоте сказанного Вами на XXII съезде партии: «Мы обязаны сделать все для того, чтобы сейчас установить правду, т.к. чем больше времени пройдет после этих событий, тем труднее будет восстанавливать истину. Но нужно, чтобы в истории партии об этом было правдиво рассказано. Это надо сделать для того, чтобы подобные явления впредь никогда не повторялись***.

О. Шатуновская». (АП РФ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 449. Л. 4-5 об. Автограф).

А в 1955 г. Ольга Шатуновская обращалась с письмом к Анастасу Микояну.

Письмо О. Г. Шатуновской А.И. Микояну

«Согласно Вашей просьбе, Анастас Иванович, излагаю то, что однажды рассказала Вам.

Самым тяжелым и мучительным для меня вопросом все эти годы было: как получилось в 1937—38 годах, что многие преданные партии ее члены очутились в советской тюрьме с клеймом врагов народа? Как получилось, что большинство членов нашего Центрального Комитета, избранного 17-м партсъездом, и большинство нашего руководящего партийного актива — были объявлены врагами народа и уничтожены?

Находясь в заключении на Колыме, я в 1943-м или 44-м году лежала в больнице при лагере Арманского рыбпромхоза (поселок Армань на Охотском море). Врачом этой больницы был Кирчаков, медсестрой — Дуся Трунина. Узнав друг о друге, что являемся коммунистами, мы иногда беседовали втроем об этих вопросах.

В одну из таких бесед Кирчаков рассказал мне и Труниной со слов Медведя — бывшего начальника Ленинградского ГПУ — следующее.

Медведь был после убийства тов. С.М. Кирова заключен в лагерь одного из колымских приисков, где находился на административной работе. Наблюдая события 1937 года, Медведь сказал близким ему товарищам, что он со дня на день ожидает, что его заберут и расправятся с ним. Он не хочет допустить, чтоб с ним в могилу ушло то, что он знает, и поэтому сообщает товарищам и просит их передавать другим коммунистам с тем, что когда-нибудь это дойдет до партии:

«Когда И.В. Сталин вместе с Ягодой приехали в Ленинград для участия в расследовании обстоятельств убийства тов. Кирова, они решили допросить убийцу Николаева. Сталин сидел за письменным столом в кабинете начальника Ленинградского ГПУ, за его креслом стояли Медведь и Запорожец, тут же присутствовал Ягода, а также группа работников Ленинградского ГПУ. Привели Николаева, и Сталин задал ему вопрос: «Почему Вы убили Кирова?»

Николаев ответил, указывая на работников ГПУ: «Тов. Сталин, это они заставили меня убить Кирова, они четыре месяца преследовали меня этим, ломали, насиловали мою волю, и вот я это сделал, это они вложили оружие в мои руки».

Когда Николаев это сказал, его ударили наганами по голове, он свалился, его унесли…»

Медведь говорил товарищам, что был потрясен сказанным Николаевым, он был близким другом тов. Кирова и горячо любил его.

Незадолго до убийства тов. Кирова Николаев был в Ленинграде арестован и затем освобожден…

Трунина проживает в Магадане, через нее, вероятно, можно узнать и о теперешней судьбе доктора Кирчакова». (АП РФ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 446. Л. 19—20).

К письму приложен конверт с карандашной надписью: «Тов. Хрущеву Н.С. Вскрыть только лично. А. Микоян». На письме имеются пометы: «Письмо прочтено членами Президиума ЦК КПСС на заседании. В. Малин» и «Хранить в архиве Президиума ЦК КПСС. 24/IX-59 г. В. Малин».

Письмо Шатуновской обсуждалось на заседании Президиума ЦК КПСС 31 декабря 1955 г. (см. документ № 1 раздела V сборника «Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы». Т.1. М., 2000).

По поручению Президиума ЦК КПСС вопросы, изложенные в письме Шатуновской, разбирались комиссией П.Н. Поспелова, о чем свидетельствует записка «Материалы к вопросу об убийстве С.М. Кирова», направленная Поспеловым в Президиум ЦК КПСС 23 апреля 1956 г. Текст записки опубликован по рукописи Поспелова, хранящейся в РГАСПИ (см.: Свободная мысль. 1992. № 8. С. 65—71).

Вопросы хранителям гостайны

— Где хранятся не письма, а официальные докладные записки О.Г. Шатуновской членам хрущевского Политбюро об убийстве Кирова, о процессах Бухарина, Каменева и Зиновьева, Сокольникова и Радека, Пятакова, Тухачевского? Может быть, в практически недоступном для историков ХХI века архиве ФСБ?

— Если записки Шатуновской уничтожены, то кем, когда и на каком основании?

— Почему сталинские преступления по-прежнему считаются государственной тайной?

«Новая газета» намерена продолжить свое историческое расследование.

* К письму приложена записка следующего содержания: «Тов. Малину В.Н. Напомнить на заседании Президиума ЦК (зачитать). 12/VI-62. Шуйский».

На письме имеются пометы: «Тов. Хрущев ознакомился. 12/VI-62. Шуйский» и «Прочитать на заседании Президиума ЦК 14 июня 1962. Хранить в архиве Президиума ЦК. 13/VI-62. В.Малин».

** В архивном деле отложилась копия записки Н.М. Шверника секретарю ЦК КПСС Ф. Р. Козлову, датированная 21 декабря 1962 г.: «Прошу решить вопрос об освобождении т. Шатуновской О.Г. из состава членов Комиссии по рассмотрению материалов открытых судебных процессов по делам Бухарина, Рыкова, Зиновьева, Тухачевского и других, в связи с переходом т. Шатуновской на пенсию». О.Г.Шатуновская была освобождена от обязанностей члена Комиссии постановлением Президиума ЦК КПСС от 9 января 1963 г. (П77/41).

*** Подчеркнуто автором письма.